DOI: 10.21045/2071-5021-2025-71-3-9

Лебедева-Несевря Н.А., Сирковская Т.В.
ФГАОУ ВО «Пермский государственный национальный исследовательский университет», Пермь, Россия

Резюме

Актуальность. Актуальность исследования обусловлена увеличением доли граждан старшего поколения и гендерным дисбалансом в старших возрастах (в сторону женщин), а также необходимостью изучения поведенческих факторов риска для здоровья пожилых женщин. В статье рассматривается феномен самосохранительного поведения пожилых женщин в Российской Федерации в постпандемийный период.

Цель. Описание и типизация моделей самосохранительного поведения пожилых россиянок, определение ключевых ресурсов, используемых для поддержания здоровья и благополучия.

Материалы и методы. Применялась смешанная исследовательская стратегия. Эмпирической базой исследования послужили данные формализованного опроса (n=241) и глубинных интервью (n=20) с женщинами в возрасте 60 лет и старше, проживающими в городах-миллионниках (Нижний Новгород, Новосибирск и Пермь).

Результаты. Установка на заботу о здоровье формируется под влиянием возрастных изменений, осознания рисков, социокультурных норм и личных убеждений. Выявлена выраженная ориентация респондентов на когнитивное и функциональное здоровье, а также интенция к активному самосохранению. Преобладают социально-ориентированные и рекреационные методы преодоления стресса. На основе качественных данных выделены четыре модели самосохранительного поведения: «здоровье как основа жизни», «здоровье для активной жизни», «здоровье как хорошее самочувствие» и «привычка, а не осознанный выбор». Показано, что доминирующей моделью является инструментальная ценность здоровья: «здоровье для активной жизни».

Заключение. Выявленная неоднородность самосохранительных практик у пожилых женщин обусловлена комплексным взаимодействием осознанной ответственности за здоровье, ориентации на превентивные меры и медицинскую помощь, учета воздействия стрессогенных факторов, а также использования внутренних ресурсов, что требует дифференцированного подхода к разработке рекомендаций, направленных на оптимизацию физического и ментального благополучия пожилых женщин.

Область применения результатов. Результаты исследования могут быть использованы для разработки и оптимизации персонализированных программ, направленных на укрепление здоровья и повышение качества жизни пожилых женщин, а также для разработки целевых профилактических и информационных (осведомительных) мероприятий.

Ключевые слова: самосохранительное поведение, пожилые женщины, постпандемийный период, модели самосохранительного поведения, ресурсы здоровья, мотивация к сохранению здоровья.

Контактная информация: Сирковская Татьяна Владимировна, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Финансирование. Исследование проведено при поддержке Российского научного фонда. Код проекта 23-18-00480
Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов в связи с публикацией данной статьи.
Соблюдение этических стандартов. Данный вид исследования не требует прохождения экспертизы локальным этическим комитетом.
Для цитирования: Лебедева-Несевря Н.А., Сирковская Т.В. Самосохранительное поведение пожилых женщин в контексте возрастных вызовов: модели и ресурсы. Социальные аспекты здоровья населения [сетевое издание] 2025;

SELF-PRESERVATION BEHAVIOR OF ELDERLY WOMEN IN THE CONTEXT OF AGE CHALLENGES: MODELS AND RESOURCES
^1,2Lebedeva-Nesevria NA, ¹Sirkovskaya TV.
¹ Perm State University, Perm, Russia
² Federal Scientific Center for Medical and Preventive Health Risk Management Technologies, Perm, Russia

Abstract

Significance. The relevance of the study is due to the increase in the proportion of older citizens and gender imbalance in older ages, as well as the need to study behavioral risk factors for the health of older women. The article examines the phenomenon of self-preservation behavior of older women in the Russian Federation in the post-pandemic period.

The purpose of the work is to describe and typify models of self-preservation behavior of older Russian women, to identify key resources used to maintain health and well-being.

Materials and methods. The mixed research strategy was used. The empirical basis of the study was the data of a formalized survey (n=241) and in-depth interviews (n=20) with women aged 60 and older living in cities with a population of over a million (Nizhny Novgorod, Novosibirsk and Perm).

Results. The attitude towards health care is formed under the influence of age-related changes, risk awareness, socio-cultural norms and personal beliefs. A pronounced orientation of respondents towards cognitive and functional health, as well as an intention towards active self-preservation, was revealed. Socially oriented and recreational methods of overcoming stress prevail. Based on qualitative data, four models of self-preservation behavior were identified: “health as the basis of life”, “health for an active life”, “health as well-being” and “habit, not a conscious choice”. It was shown that the instrumental value of health is the dominant model: “health for an active life”.

Conclusions. The revealed heterogeneity of self-preservation practices in elderly women is due to the complex interaction of conscious responsibility for health, orientation towards preventive measures and medical care, consideration of the impact of stress factors, as well as the use of internal resources, which requires a differentiated approach to the development of recommendations aimed at optimizing the physical and mental well-being of elderly women.

Scope of application of the results. The results of the study can be used to develop and optimize personalized programs aimed at improving the health and quality of life of older women, as well as to develop targeted preventive and informational (awareness) activities.

Keywords: self-preservation behavior; older women; post-pandemic period; models of self-preservation behavior; health resources; motivation for health maintenance.

Corresponding author: Tatyana V. Sirkovskaya, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Information about authors:
Lebedeva-Nesevria NA, https://orcid.org/0000-0003-3036-3542
Sirkovskaya TV, https://orcid.org/0009-0000-3983-5994
Acknowledgments. The study was supported by the by the Russian Science Foundation (RSF). Project code 23-18-00480
Competing interests. The authors declare the absence of any conflicts of interest regarding the publication of this paper.
Compliance with ethical standards. This study does not require a conclusion from the Local Ethics Committee.
For citation: Lebedeva-Nesevria NA, Sirkovskaya TV. Self-preservation behavior of elderly women in the context of age challenges: models and resources. Social ' nye aspekty zdorov ' a naselenia [serial online] 2025; (In Rus).

Введение

Увеличение абсолютной численности и доли граждан старшего поколения в населении Российской Федерации является многолетним трендом, определяющим цели и задачи национальной демографической политики. Утвержденная 7 апреля 2025 г. Стратегия действий в интересах граждан старшего поколения в Российской Федерации до 2030 года декларирует значимость обеспечения активного долголетия россиян, снижения уровня смертности пожилого населения, сохранения его приверженности здоровому образу жизни [1]. Национальный проект «Продолжительная и активная жизнь» во многом ориентирован на заботу о здоровье людей старшего поколения, в т.ч. имеющих различные хронические неинфекционные заболевания [2]. Ключевыми ресурсами, наряду с доступной высококвалифицированной медицинской помощью, называются проактивное наблюдение за состоянием здоровья, рост информированности населения о факторах риска здоровью, ведение здорового образа жизни.

Для современной России характерен существенный демографический гендерный дисбаланс в старших возрастах. По данным Росстата на 1 января 2024 г. на долю женщин в возрастной группе 60-69 лет приходилось 58,7%, в группе 70-79 лет – 65%, а в группе 80 лет и старше – 74,8% [3, с. 16]. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении в 2023 г. для женщин составляла 78,7 лет, для мужчин – на десять лет меньше. При этом старший возраст для российских женщин является «риском (вызовом)» [4, с. 116], связанным с угрозой социальной изоляции и ухудшения материального благополучия в силу выхода с рынка труда, потери супруга, разрыва социальных связей, низкого уровня социальной активности. К пожилым женщинам обществом предъявляются более жесткие требования относительно внешности («политика двойных стандартов» [5]). В отличие от пожилых мужчин, женщины чаще выступают объектом дискриминации [6, с. 94], сталкиваются с социальной несправедливостью, чувствуют себя «невидимыми» для общества [7]. Мониторинговые исследования демонстрируют устойчивость роста негативных самооценок здоровья с возрастом (особенно после достижения 60 лет) и более низкий уровень субъективной оценки здоровья женщин по сравнению с мужчинами [8]. Снижение качества жизни, связанного со здоровьем, в сочетании с низким социально-экономическим статусом, слабой социальной поддержкой и усилением чувства одиночества [9], делает пожилых женщин одной из самых уязвимых групп [10, с. 32].

Рамочная программа действий по охране здоровья пожилых женщин, предложенная Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ), уделяет значительное внимание поведенческим факторам риска здоровью. Так, недостаточный уровень двигательной активности, несбалансированное питание, курение и отказ от профилактических медицинских мероприятий называются ключевыми факторами ухудшения физического здоровья женщин в старших возрастах [11]. Национальные и региональные исследования до пандемии COVID-19 демонстрировали недостаточный уровень выраженности самосохранительной ориентации в поведении в сфере здоровья пожилых россиянок, обусловленный как субъективными, так и объективными социально-экономическими причинами [12-14]. Результаты зарубежных исследований, фиксировали положительное влияние пандемии на приверженность здоровому образу жизни [15-16], однако углубленных отечественных исследований самосохранительного поведения пожилых женщин в последние годы не проводилось.

Настоящее исследование ориентировано на информационное обеспечение задач поддержания здоровья пожилых людей, их функциональной автономии, высокого уровня социального участия и общего качества жизни через стимулирование самосохранительной активности. Формирование целостного представления об актуальных практиках и ресурсах здоровья, используемых пожилыми женщинами в современных социально-экономических условиях, будет способствовать разработке эффективной социальной политики и адресных программ «здорового долголетия», снижению нагрузки на систему здравоохранения.

Целью настоящего исследования являлись описание и типизация самосохранительного поведения пожилых россиянок в постпандемийный период, а также определение ключевых ресурсов, используемых женщинами для заботы о собственном здоровье и благополучии.

Материал и методы

Объектом исследования выступили женщины в возрасте 60 лет и старше (верхняя граница пожилого возраста определена в соответствии с подходом ВОЗ), проживающие в трех российских городах с численностью населения 1 млн. чел. и более – Новосибирске, Нижнем Новгороде и Перми, являющихся схожими по своим климатогеографическим характеристикам, уровню социально-экономического благополучия и структуре населения. В 2024 г. по индексу качества городской среды все выбранные города относились к группе «благоприятная городская среда» [17]. Применялась смешанная исследовательская стратегия – данные формализованного опроса (n=241, 2025 г.) сочетались с результатами глубинных интервью (n=20, 2024-2025 гг.).

На первом этапе решались задачи 1) выявления и описания основных практик заботы о здоровье и безопасности (практик самосохранения), реализуемых пожилыми женщинами в повседневной жизни, 2) первичной типологизации моделей их самосохранительного поведения. Для этого была проведена серия глубинных интервью с информантками, проживающими в отобранных населенных пунктах не менее трех лет, имеющими различный социально-экономический, трудовой и семейный статус. Объем выборки определялся принципом теоретического насыщения [18]. Результаты интервью были использованы для разработки инструментария формализованного опроса. Анкета содержала вопросы, позволяющие оценить три основных показателя для построения моделей самосохранительного поведения [19] – установка на заботу (закрытый вопрос «Как бы Вы описали собственное отношение к своему здоровью?), потребность в самосохранении и мотивация на заботу о здоровье (закрытый вопрос «Здоровье дает людям возможности достигать различные цели. Выберите, пожалуйста, что для Вас является наиболее значимым сейчас и в долгосрочной перспективе?») и действия (меры) по сохранению и укреплению здоровья (физическая активность, профилактические медицинские осмотры и комплаентность, питание, отказ от курения и потребления алкоголя). На втором этапе было проведено анкетирование жительниц выбранных территорий для оценки распространенности различных моделей самосохранения. Использовалась квотная выборка (квотируемый параметр – возраст, выделены группы 60-69 лет и 70 лет и старше).

Выборочная совокупность представлена жительницами городов Новосибирск, Нижний Новгород и Пермь (35,7%, 27,4% и 36,9% соответственно). Большинство респонденток находятся в возрастной группе от 60 до 69 лет включительно (57,3%), возраст оставшихся (42,7%) – старше 70 лет. Две трети опрошенных – вдовы (37,8%) и состоящие в браке (34,9%). Преобладают женщины с высшим (62,1%) и средним профессиональным (31,7%) образованием. Финансовое положение респондентов варьируется, однако, большинство (48,5%) отмечают, что денег хватает на продукты и одежду, но покупка бытовой техники затруднительна. Анализ данных осуществлялся с помощью методов описательной статистики с использованием программы SPSS Statistics.

Результаты

В рамках исследования самосохранительного поведения пожилых россиянок в постпандемийный период, одним из ключевых концептов анализа выступает установка на заботу о здоровье, понимаемая как ценностное отношение к собственному физическому и психическому благополучию, определяющее место здоровья в иерархии жизненных приоритетов. Анализ транскриптов глубинных интервью показал, что осознание возрастных изменений и сопутствующих рисков является важным детерминантом установки на заботу о здоровье среди пожилых горожанок. Информантки отмечают хрупкость здоровья в пожилом возрасте и возрастающую частоту заболеваний: «Это в нашем возрасте роскошь быть здоровой» (Новосибирск, 60 л., работает, на пенсии), а также собственную адаптацию к возрастным изменениям и стремление к активному образу жизни, несмотря на возрастные ограничения: «Я всё равно должна это делать, стараюсь не раскисать» (Пермь, 68 л., не работает, на пенсии).

Интересным наблюдением является тот факт, что некоторые информанты не могут четко определить конкретные угрозы для своего здоровья, воспринимая риски как данность и состояние «обыденное» для пенсионеров: «С годами в любом случае что-то [применительно к описанию здоровья] к нам приходит, что-то от нас уходит» (Новосибирск, 66 л., не работает, на пенсии). Высокая значимость ценности здоровья для пожилых женщин определяет «заботу о здоровье» как нечто само собой разумеющееся, обязательное условие для полноценной жизни. Углубляя данное замечание, и обращаясь к результатам формализованного опроса, можно отметить, что большинство опрошенных жительниц пенсионного возраста (48,3%) внимательно относятся к своему здоровью, стараясь делать все возможное для его поддержания. Значительная часть респондентов (37,9%) уделяет внимание своему здоровью только при возникновении проблем. Лишь небольшая доля участников опроса (0,8%) не заботится о своем здоровье.

С одной стороны, присутствует реалистичное понимание возрастных ограничений и невозможности сохранения здоровья на уровне молодости, с другой – наблюдаются элементы фаталистического мышления, убеждение в предопределенности состояния здоровья и ограниченности возможностей его улучшения: «Здоровым, наверное, полностью ни один человек не может. Какие-то заболевания всё равно есть» (Нижний Новгород, 64 г., не работает, на пенсии).

Кроме того, важным элементом является ощущение «долженствования» в отношении заботы о здоровье. Придерживаться правил здорового образа жизни воспринимается как необходимость, обязанность, продиктованная общественными нормами и ожиданиями: «Да, желательно всем быть здоровым… это обязательно» (Пермь, 83 г., не работает, на пенсии).

Анализ глубинных интервью показал, что установка на заботу о здоровье у пожилых женщин является сложным и многогранным феноменом, формирующимся под влиянием ряда факторов, включая возрастные изменения, осознание рисков, социокультурные нормы и личные убеждения. Эта установка характеризуется противоречивым сочетанием реализма, фатализма и «долженствования», что оказывает влияние на модели самосохранительного поведения и выбор стратегий заботы о здоровье, в частности в мотивационном отношении («потребности в здоровье»).

Результаты глубинных интервью с пожилыми женщинами в постпандемийный период позволяют выявить ключевые потребности в самосохранении и мотивацию на заботу о здоровье как важный компонент самосберегательного поведения. Анализ транскриптов демонстрирует сложную структуру этой установки, включающую как внутренние (интрапсихический аспект), так и внешние (медико-социальные, экономические и социальные) факторы, влияющие на выбор моделей поведения и действий, направленных на сохранение и укрепление здоровья. Интеграция данных факторов формирует сложную структуру мотивации самосберегательного поведения (табл. 1).

Таблица 1

Потребность в самосохранении и мотивация на заботу о здоровье

Анализ нарративов пожилых женщин выявил полимодальность мотиваций, детерминирующих практики здоровьесбережения. В качестве доминирующего фактора выступает субъективное благополучие, структурированное вокруг потребности в физическом и ментальном комфорте. При этом прослеживается осознание взаимосвязи между физической активностью и функциональной независимостью, что актуализирует стремление к поддержанию мобильности и предотвращению инвалидизации. Наряду с этим, выделяется прагматический модус заботы о здоровье, ориентированный на поддержание базовых навыков самообслуживания и когнитивных функций.

Медико-социальный аспект проявляется в осознании рисков развития тяжелых заболеваний и стремлении к их превенции, что, в свою очередь, актуализирует практики, направленные на поддержание гомеостаза и функциональности организма. В социально-экономической перспективе здоровье рассматривается как средство оптимизации финансовых ресурсов, что особенно значимо в контексте ограниченности материальных возможностей пожилых людей.

Социальный аспект раскрывается через потребность в общественной вовлеченности и ощущении собственной полезности. Стремление к поддержанию социальных связей и участию в жизни семьи, формирует мощный стимул для ведения активного образа жизни и поддержания здоровья. Важным аспектом является превенция социальных дисфункций, выражающаяся в стремлении избежать зависимости от окружающих и не стать бременем для семьи.

Результаты формализованного опроса демонстрируют выраженную ориентацию респондентов на когнитивное и функциональное здоровье. Наибольшую значимость приобретает сохранение когнитивных функций (16,1%), что свидетельствует о приоритете интеллектуальной деятельности и ясности мышления. Независимость и физическая активность в пожилом возрасте также оцениваются высоко (13,6% и 13,2% соответственно), подчеркивая стремление к автономии и поддержанию двигательной активности. Важность социальных аспектов здоровья, таких как забота о близких и участие в общественной жизни, набрала умеренные показатели (10,7% и 10,4%). При этом избежание негативных аспектов, таких как боль (7,1%) и серьезные заболевания (6,5%), имеет меньшую значимость, что говорит о позитивном восприятии здоровья как ресурса для достижения целей, а не просто отсутствия болезней.

Деятельностный (поведенческий) аспект самосохранения, проявляющийся как комплекс целенаправленных действий, ориентирован на поддержание оптимального состояния здоровья. Для обследованной группы характерна выраженная интенция к активному самосохранению. Даже в случаях декларирования надежды на эндогенные ресурсы организма к самовосстановлению («Видимо надеюсь, что организм справится» (Пермь, 66 л., не работает, на пенсии), информантки реализовывали конкретные профилактические и проактивные стратегии, применяемые для сохранения и укрепления здоровья.

В целом, участницы исследования в различной степени стремятся к адаптации жизненного уклада в соответствии с принципами здорового образа жизни (ЗОЖ), дифференцируясь по степени полноты реализации данных принципов. При этом мотивационная структура и конкретные практики могут демонстрировать значительную вариативность. Так, отдельные участницы исследования могут не придерживаться строгих диетических ограничений, компенсируя это активным участием в физических и спортивных активностях.

Анализ данных формализованного опроса демонстрирует следующие тенденции в отношении здоровья и образа жизни респонденток. Физическая активность характеризуется умеренным уровнем: превалирующая доля (45%) занимается физическими упражнениями несколько раз в неделю, в то время как значимая часть (20,8%) делает это ежедневно. Однако существенная доля респондентов демонстрирует низкий уровень физической активности, включая тех, кто занимается реже раза в неделю (12,5%) или не занимается вовсе (13,3%).

Результаты опроса демонстрируют преобладание рационального подхода к питанию среди респондентов. Большинство (67,2%) стремится к сбалансированному сочетанию пользы и вкусовых качеств пищи, что указывает на осознанный выбор в пользу умеренности, тем не менее, приоритет удовольствия от еды (16,8%) незначительно превышает акцент на полезности (14,3%).

Важно отметить, что каждая участница исследования указывает на ограничивающие факторы (барьеры), препятствующие полноценной реализации ЗОЖ. К числу наиболее распространенных детерминант относятся дефицит материальных ресурсов, недостаточная мотивация (прокрастинация) и временные ограничения, особенно актуальные для пожилых жительниц, продолжающих трудовую деятельность после выхода на пенсию или активно вовлеченных в общественную деятельность.

Анализ стратегий преодоления стресса демонстрирует преобладание социально-ориентированных и рекреационных методов. Общение с друзьями и семьей (23%) и прогулки на природе (22,7%) являются наиболее распространенными способами снятия стресса. Данный факт отражает тенденцию к поиску социальной поддержки и восстановления психоэмоционального равновесия через взаимодействие с окружающей средой. Низкая частота обращения к профессиональной психологической помощи (1,2%) указывает на потенциальную недооценку значимости специализированной поддержки в управлении стрессом.

Раскрывая аспект аддиктивного поведения, следует обратить внимание на следующее: большинство пожилых россиянок не курят (97,1%), а алкоголь употребляют редко (45% – реже одного раза в месяц) или вообще не употребляют (27,5%).

Прохождение профилактических медицинских осмотров и медикаментозная поддержка здоровья (включая вакцинацию) рассматриваются информантками как необходимые меры поддержания здоровья: «Давление, надо за ним следить. Пить вовремя таблетки, гулять» (Пермь, 83 г., не работает, на пенсии). Большинство респондентов (69,5%) ежегодно проходит диспансеризацию, 15,4% – раз в 2-3 года, и только 11,7% обращаются к врачу, только когда что-то беспокоит.

В ходе анализа интервью были выявлены проблемные зоны, указывающие на наличие противоречий в отношении самосохранительного поведения: 1) непоследовательность в отношении к рациональному питанию, обусловленная экономическими факторами и пищевыми привычками. Несмотря на общее осознание необходимости правильного питания, некоторые информанты признаются, что не всегда могут устоять перед соблазном вкусной, но вредной пищи и не планируют менять свой рацион до тех пор, пока не возникнет серьезная угроза здоровью: «Только в том случае, если какое-то будет такое уже серьезное заболевание, об этом думаю» (Пермь, 66 л., не работает, на пенсии); 2) неоднозначное отношение к диспансеризации и медицинским специалистам, обусловленное как субъективными факторами, так и опытом взаимодействия с системой здравоохранения. Некоторые информантки стараются проходить диспансеризацию каждый год: «Стараюсь ходить каждый год, проходить диспансеризацию» (Пермь, 66 л., не работает, на пенсии), другие посещают врача только в крайних случаях, когда чувствуют себя очень плохо: «Когда поднимется температура, когда мне совсем очень плохо, а когда второстепенные какие-то признаки, то я считаю, что я сама справлюсь» (Пермь, 83 г., не работает, на пенсии).

Анализ результатов формализованного опроса позволил выявить доминирующие факторы, препятствующие регулярным медицинским осмотрам. Ведущим предиктором для пожилых респонденток выступает «недоверие к медицине» (32,4%), что свидетельствует о потенциальной проблеме в коммуникации между медицинским сообществом и населением. Более того, в отношении доверия к рекомендациям врачей, преобладает позиция «скорее доверяю» (40,2%), однако каждая пятая опрошенная выражает «скорее или совершенное недоверие» (22,4%).

Существенная доля респондентов (28,6%) полагает, что осмотры не требуются при отсутствии симптомов, демонстрируя недостаточную осведомленность о профилактической медицине. «Нехватка времени» (14,3%) и «нехватка денег» (7,6%) указываются участницами опроса в данном случае чуть реже.

Эти противоречия и проблемные зоны свидетельствуют о сложном и неоднозначном отношении пожилых женщин к самосохранительному поведению. С одной стороны, они осознают необходимость заботы о своем здоровье и предпринимают определенные шаги в этом направлении. С другой стороны, они сталкиваются с различными ограничениями и барьерами, которые затрудняют им переход к полному здоровому образу жизни. Кроме того, на их отношение к здоровью и медицинским услугам влияют личные убеждения, опыт и уровень доверия к медицинским специалистам.

На основе данных качественного и количественного этапов исследования были выделены модели самосохранительного поведения пожилых женщин (табл. 2).

Таблица 2

Модели самосохранительного поведения пожилых женщин

I. Доминирующая ценность здоровья: «здоровье как основа жизни». Для данной модели характерно признание здоровья как безусловной, первостепенной ценности. Здоровье не просто необходимо для выполнения повседневных задач, но и является фундаментом для полноценной, активной жизни. В иерархии жизненных ценностей здоровье либо занимает лидирующую позицию, либо тесно связано с другими важными аспектами, такими как семья. В последнем случае, здоровье рассматривается как необходимое условие для заботы о близких и поддержания семейного благополучия. Здоровье воспринимается как фундаментальная ценность, определяющая качество жизни и возможность самореализации, а конкретные шаги, предпринимаемые для поддержания здоровья необходимы для сохранения независимости, возможности заниматься любимыми делами и поддерживать социальную активность. Здоровье рассматривается как способ «полноценно жизнь не на кровати» (Новосибирск, 77 л., не работает, на пенсии). Поведенческий аспект характеризуется осознанным и систематическим подходом к поддержанию здоровья. Включает в себя регулярные медицинские осмотры, занятия физической активностью, сбалансированное питание и отказ от вредных привычек.

II. Инструментальная ценность здоровья: «здоровье для активной жизни». В данной модели здоровье рассматривается преимущественно как инструмент для достижения других целей, таких как поддержание социальной активности, трудовая занятость и возможность заботиться о близких. Здоровье необходимо для сохранения мобильности, самостоятельности и возможности участвовать в общественной жизни. Здоровье воспринимается как средство для достижения других важных целей. Поддержание здоровья необходимо для сохранения трудоспособности, возможности помогать семье и участвовать в социальной жизни. Важным мотивом также является нежелание стать «обузой» для близких. «Зачем это надо? Просто стараться нужно свое здоровье поддерживать так, чтобы это было не в тягость никому» (Новосибирск, 63 г., не работает, на пенсии) Действия ориентированы на поддержание физической активности и работоспособности. Включают в себя умеренные физические нагрузки, правильное питание и регулярные медицинские осмотры для своевременного выявления и лечения заболеваний.

III. Субъективное благополучие: «здоровье как хорошее самочувствие». Для данной модели характерно фокусирование на субъективных ощущениях и общем благополучии. Здоровье воспринимается как состояние комфорта, энергии и хорошего настроения. Важным аспектом является способность самостоятельно удовлетворять собственные потребности и интересы. Здоровье ассоциируется с хорошим самочувствием, энергией и позитивным настроем. Поддержание здоровья необходимо для сохранения комфорта, радости жизни и возможности заниматься любимыми делами: «С утра до вечера и с вечера до утра чувствовать себя нормально, что всё относительно спокойно, вот, в обморок не падаешь – уже хорошо» (Пермь, 68 л., не работает, на пенсии). Носят эпизодический характер и направлены на улучшение самочувствия. Могут включать в себя занятия спортом, прогулки на свежем воздухе, посещение культурных мероприятий и общение с друзьями.

IV. Пассивная забота: «привычка, а не осознанный выбор». Данная модель характеризуется отсутствием осознанной стратегии поддержания здоровья. Действия по сохранению здоровья выполняются скорее на уровне привычки, чем в результате осознанного выбора. Информанты отмечают, что «не осознанно заботятся» о здоровье, а просто делают то, что «получается» (Пермь, 75 л., не работает, на пенсии). Здоровье воспринимается как данность, не требующая особых усилий для поддержания. Отсутствует выраженная мотивация к активным действиям по поддержанию здоровья. Ограничиваются минимальными усилиями, такими как соблюдение элементарных правил гигиены и питания. Регулярные медицинские осмотры и занятия спортом не практикуются.

Результаты формализованного опроса выявили существенную неравномерность в распространенности выделенных моделей самосохранительного поведения пожилых россиянок в постпандемийный период. Доминирующей моделью является инструментальная ценность здоровья: «здоровье для активной жизни», охватывающая 59,8% респонденток, вторая по распространенности модель – субъективное благополучие: «здоровье как хорошее самочувствие» (36,5%). Модель доминирующей ценности здоровья: «здоровье как основа жизни» практически не представлена (3,7%). Полное отсутствие респонденток, отнесенных к типу пассивной заботы: «привычка, а не осознанный выбор», также является значимым результатом.

Обсуждение полученных результатов

Представленная типология моделей самосохранения охватывает только 44,4% участниц опроса. Большое количество пропущенных значений (134 из 241 случаев, 55,6%) может быть обусловлено несколькими факторами. Во-первых, что справедливо, модели самосохранительного поведения, выделенные на основе качественного исследования, могут иметь размытые границы, что затрудняет однозначную категоризацию респонденток в рамках формализованного опроса. Поведенческие паттерны зачастую не поддаются четкой структуризации, а индивидуальные представления о здоровье и благополучии могут варьироваться в зависимости от ситуации на момент проведения исследования. Во-вторых, используемые в опросе индикаторы могли оказаться недостаточно чувствительными для выявления специфических характеристик отдельных моделей.

Низкая представленность модели «доминирующей ценности здоровья» может свидетельствовать о том, что в пожилом возрасте акцент смещается с абсолютной ценности здоровья как такового на его инструментальную роль в поддержании активной и социально значимой жизни [20]. Отсутствие респонденток, соответствующих модели «пассивной заботы», может быть связано с тем, что даже минимальные действия по поддержанию здоровья осознаются женщинами как осознанный выбор, а не исключительно как привычка [21-22]. Также возможно, что предложенные в опросе вопросы не смогли выявить респонденток, чье поведение характеризуется «бездействием» (пассивным подходом) по отношению к заботе о здоровье.

Результаты исследования демонстрируют преобладание инструментального подхода к здоровью среди пожилых россиянок, что необходимо учитывать при разработке программ и стратегий, направленных на укрепление здоровья и повышение качества жизни данной возрастной группы. Анализ глубинных интервью подтверждает, что для пожилых женщин здоровье является важной ценностью, однако отношение к нему и мотивация к его поддержанию могут значительно различаться. Модель «здоровье как основа жизни» характеризуется осознанным и систематическим подходом к заботе о здоровье, в то время как модель «пассивная забота» демонстрирует отсутствие выраженной мотивации и минимальный набор действий по поддержанию здоровья.

Интересно отметить, что даже в модели «пассивная забота» информанты не отрицают важность здоровья, а просто не видят необходимости в активных действиях для его поддержания. Это может быть связано с различными факторами, такими как недостаток информации о здоровом образе жизни, отсутствие доступа к медицинским услугам или низкий уровень самооценки.

Модели «инструментальная ценность здоровья» и «субъективное благополучие» демонстрируют более прагматичный подход к здоровью. В первом случае здоровье рассматривается как средство для достижения других важных целей, во втором – как условие для хорошего самочувствия и радости жизни.

В контексте выделенных моделей самосохранительного поведения пожилых женщин, ресурсы здоровья проявляются дифференцированно. Первая модель характеризуется внутренней мотивацией к поддержанию здоровья ради заботы о близких и сохранения независимости, что выражается в активном использовании ресурсов, таких как спорт, здоровое питание и регулярные осмотры. Модели II и III демонстрируют ситуативную мотивацию, связанную с поддержанием трудоспособности и избеганием болезней, что отражается в умеренном использовании ресурсов. Отсутствие мотивации в Модели IV приводит к полному игнорированию ресурсов здоровья.

Представленные модели согласуются с исследованиями, демонстрирующими влияние мотивации на здоровьесберегающее поведение. Первая модель отражает «Health Belief Model», где осознание выгоды профилактических мер коррелирует с активным использованием ресурсов здоровья [23]. Вторая и третья, с их ситуативной мотивацией, – перекликаются с концепцией «управляемого здоровья» (managed health), где решения принимаются под влиянием внешних факторов, таких как трудоспособность [24]. Отсутствие мотивации в четвертой модели соответствует исследованиям о детерминантах здоровья, подчеркивающих важность личной ответственности и самоэффективности [25]. Таким образом, модели поведения определяют степень использования и ценность ресурсов здоровья в поддержании благополучия пожилых женщин.

Заключение

Проведенное исследование позволило выявить и описать основные модели самосохранительного поведения пожилых россиянок в постпандемийный период, а также определить ресурсы, которые женщины используют для поддержания здоровья и благополучия. Анализ полученных данных показал, что установка на заботу о здоровье у пожилых женщин формируется под влиянием сложного комплекса факторов, включающих возрастные изменения, осознание рисков, социокультурные нормы, личные убеждения, а также социально-экономические обстоятельства.

Результаты анкетирования и глубинных интервью выявили неоднородность в отношении к самосохранительному поведению среди пожилых женщин. С одной стороны, большинство респонденток осознают важность заботы о здоровье и предпринимают определенные шаги в этом направлении, особенно в отношении профилактических мер и регулярных медицинских осмотров. С другой стороны, выявлены значительные различия в мотивации, потребностях и возможностях для поддержания здорового образа жизни. Многие женщины сталкиваются с ограничениями, связанными с финансовым положением, доступом к медицинским услугам и недостатком информации о здоровом образе жизни.

В целом, исследование показало, что самосохранительное поведение пожилых женщин мотивационно основывается на осознанной ответственности за свое здоровье, ориентации на профилактику и медицинскую помощь, признании влияния стресса и внешних факторов, а также использовании психологических ресурсов для поддержания благополучия. Необходимо учитывать различия в мотивации и потребностях, характерные для каждой из выделенных групп, а также предоставлять доступ к информации о здоровом образе жизни, профилактических мерах и медицинских услугах. Важным аспектом является поддержка социальной активности и создание благоприятной среды, способствующей поддержанию физического и психического здоровья пожилых женщин.

Библиография

1. Об утверждении Стратегии действий в интересах граждан старшего поколения в Российской Федерации до 2030 года: распоряжение Правительства РФ от 07.04.2025 № 830-р. Режим доступа: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/411766746/ (Дата доступа: 01.05.2025).
2. Национальный проект «Продолжительная и активная жизнь» 2025. Режим доступа: http://government.ru/rugovclassifier/917/about/ (Дата доступа: 01.05.2025).
3. Женщины и мужчины России. 2024. Статистический сборник. Москва: Росстат; 2024, 178 с.
4. Григорьева И.А., Сизова И.Л. Траектории старения женщин в современной России. Мир России. Социология. Этнология 2018;27(2):109-135. DOI: http://dx.doi.org/10.17323/1811-038X-2018-27-2-109-135.
5. Åberg E, Kukkonen I, Sarpila O. From double to triple standards of ageing. Perceptions of physical appearance at the intersections of age, gender and class. Journal of Aging Studies 2020;55:100876. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.jaging.2020.100876.
6. Галкин К.А. Особенности повседневной жизни пожилых женщин в период пандемии COVID-19 в городе и в сельской местности. Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки 2024;1(73):93-100. DOI: http://dx.doi.org/10.52452/18115942_2024_1_93.
7. Westwood S. «It's the not being seen that is most tiresome»: Older women, invisibility and social (in)justice. Journal of Women & Aging 2023;35(6):557-572. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/08952841.2023.2197658.
8. Козырева П.М., Смирнов А.И. Динамика самооценок здоровья россиян: актуальные тренды постсоветского периода. Социологические исследования 2020;4:70-81. DOI: http://dx.doi.org/10.31857/S013216250009116-0.
9. Freak-Poli R, Ryan J, Tran T, Owen A, McHugh Power J, Berk M, et al. Social isolation, social support and loneliness as independent concepts, and their relationship with health-related quality of life among older women. Aging & Mental Health 2022;26(7):1335-1344. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/13607863.2021.1940097.
10. Koosha M, Allameh H. Feminization of aging, instability, exclusion cycles, and policy imperatives in Iran. Archives of Gerontology and Geriatrics Plus 2025;2(1):100106. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.aggp.2024.100106.
11. Women, Ageing and Health: A Framework for Action. Focus on Gender 2007. Режим доступа: https://iris.who.int/bitstream/handle/10665/43810/9789241563529_eng.pdf (Дата доступа: 01.05.2025).
12. Лещенко Л.А. Особенности формирования самосохранительного поведения у лиц пожилого возраста: опыт социологического анализа. Logos et Praxis 2017;16(2):115-120. DOI: https://doi.org/10.15688/lp.jvolsu.2017.2.13.
13. Григорьева Е.А., Суховеева А.Б. Здоровье населения старшего возраста в сезонном аспекте и профилактика заболеваемости (на примере юга Дальнего Востока России). Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицин 2020;28(S):705-710. DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2020-28-s1-705-710.
14. Груздева М.А., Барсуков В.Н. Здоровье населения старших возрастов: современные вызовы. Society and Security Insights 2018;1(4):184-191. DOI: https://doi.org/10.14258/ssi(2018)4-13.
15. Zhizhao L, Pengyu Zh, Yuqing G, Jeffrey Ch. Pandemic-era behavioral changes and post-pandemic persistence in the high-density urban context of Hong Kong. Cities 2025;162:105940. DOI: https://doi.org/10.1016/j.cities.2025.105940.
16. Putri KYS, Riadi Y., Putri Suwito A. Changing Healthy Living Behavior in the Post-Pandemic Era: New Communication Culture. Jurnal Komunikasi Indonesia 2025;162:105940. DOI: https://doi.org/10.7454/jkmi.v13i1.1219.
17. Индекс качества городской среды 2024. Режим доступа: https://xn----dtbcccdtsypabxk.xn--p1ai/#/groups/1 (Дата доступа: 01.05.2025).
18. Белановский С.А. Репрезентативность качественных опросов. Интеракция. Интервью. Интерпретация 2023;15(1):69-94. DOI: https://doi.org/10.19181/inter.2023.15.1.4.
19. Короленко А.В. Модели самосохранительного поведения населения: подходы к изучению и опыт построения. Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз 2018;11(3):248-263. DOI: https://doi.org/10.15838/esc.2018.3.57.16.
20. Кокорева М.Е. Модель многомерной социальной поддержки жизнедеятельности людей пожилого возраста в условиях геронтологических центров. Society and Security Insights 2022;5(4):126-136. DOI: https://doi.org/10.24158/SSI(2022)4-07.
21. Gardner B, Arden MA, Brown D, Eves FF, Green J, Hamilton K, et al. Developing habit-based health behaviour change interventions: Twenty-one questions to guide future research. Psychology & health 2023;38(4):518-540. DOI: https://doi.org/10.1080/08870446.2021.2003362.
22. Lewandowska A, Rudzki G, Lewandowski T, Bartosiewicz A, Próchnicki M, Stryjkowska-Góra A, et al. Overweight and obesity among adolescents: health-conscious behaviours, acceptance, and the health behaviours of their parents. BMC Public Health 2025;25(1):418. DOI: https://doi.org/10.1186/s12889-025-21591-0.
23. Alyafei A, Easton-Carr R. The health belief model of behavior change. StatPearls 2024. Available from: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/books/NBK606120/ (Date accessed: 11.06.2025).
24. Wyatt TH, Bayless AK, Krauskopf P, Gaylord N. Using mHealth applications to promote self-managed health behaviors among teens. Journal of Pediatric Nursing 2021;59:164-172. DOI: https://doi.org/10.1016/j.pedn.2021.04.025.
25. Tabrizi JS, Doshmangir L, Khoshmaram N, Shakibazadeh E, Abdolahi HM, Khabiri R. Key factors affecting health promoting behaviors among adolescents: a scoping review. BMC health services research 2024;24(1):58. DOI: https://doi.org/10.1186/s12913-023-10510-x.

References

1. Ob utverzhdenii Strategii dejstvij v interesah grazhdan starshego pokoleniya v Rossijskoj Federacii do 2030 goda [On approval of the Action Strategy in the interests of senior citizens in the Russian Federation until 2030]. Rasporyazhenie Pravitel'stva RF ot 07.04.2025 № 830-r]. 2025. Available from: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/411766746/ (Date accessed: May 1, 2025). (In Rus.).
2. National project «Long and active life» 2025. Available from: http://government.ru/rugovclassifier/917/about/ (Date accessed: May 1, 2025). (In Rus.).
3. ZHenshchiny i muzhchiny Rossii. 2024 [Women and men of Russia. 2024]. Statisticheskiy sbornik. Moscow: Rosstat; 2024. 178 p. (In Rus.).
4. Grigoryeva IA, Sizova IL. Traektorii stareniya zhenshchin v sovremennoj Rossii [Aging Trajectories of Women in Modern Russia]. Mir Rossii. Sociologiya. Etnologiya 2018;27(2):109-135. DOI: http://dx.doi.org/10.17323/1811-038X-2018-27-2-109-135. (In Rus.).
5. Åberg E, Kukkonen I, Sarpila O. From double to triple standards of ageing. Perceptions of physical appearance at the intersections of age, gender and class. Journal of Aging Studies 2020;55:100876. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.jaging.2020.100876.
6. Galkin KA. Osobennosti povsednevnoj zhizni pozhilyh zhenshchin v period pandemii COVID-19 v gorode i v sel'skoj mestnosti [Features of the daily life of older women during the COVID-19 pandemic in urban and rural areas]. Vestnik Nizhegorodskogo universiteta im. N.I. Lobachevskogo. Seriya: Social'nye nauki 2024;1(73):93-100. DOI: http://dx.doi.org/10.52452/18115942_2024_1_93. (In Rus.).
7. Westwood S. «It's the not being seen that is most tiresome»: Older women, invisibility and social (in)justice. Journal of Women & Aging 2023;35(6):557-572. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/08952841.2023.2197658.
8. Kozyreva PM, Smirnov AI. Dinamika samoocenok zdorov'ya rossiyan: aktual'nye trendy postsovetskogo perioda. Sociologicheskie issledovaniya [Russian citizens’ health self-assessment dynamics: relevant trends of the post-soviet era]. Sociologicheskie issledovaniya 2020;4:70-81. DOI: http://dx.doi.org/10.31857/S013216250009116-0. (In Rus.).
9. Freak-Poli R, Ryan J, Tran T, Owen A, McHugh Power J, Berk M, et al. Social isolation, social support and loneliness as independent concepts, and their relationship with health-related quality of life among older women. Aging & Mental Health 2022;26(7):1335-1344. DOI: http://dx.doi.org/10.1080/13607863.2021.1940097.
10. Koosha M, Allameh H. Feminization of aging, instability, exclusion cycles, and policy imperatives in Iran. Archives of Gerontology and Geriatrics Plus 2025;2(1):100106. DOI: http://dx.doi.org/10.1016/j.aggp.2024.100106.
11. Women, Ageing and Health: A Framework for Action. Focus on Gender 2007. Available from: https://iris.who.int/bitstream/handle/10665/43810/9789241563529_eng.pdf (Date accessed: 01.05.2025).
12. Leshchenko LA. Osobennosti formirovaniya samosohranitel'nogo povedeniya u lic pozhilogo vozrasta: opyt sociologicheskogo analiza [Special aspects of self-preservation behavior formation of elderly people: record of sociological analysis]. Logos et Praxis 2017;16(2):115-120. DOI: https://doi.org/10.15688/lp.jvolsu.2017.2.13. (In Rus.).
13. Grigorieva EA, Sukhoveeva AB. Zdorov'e naseleniya starshego vozrasta v sezonnom aspekte i profilaktika zabolevaemosti (na primere yuga Dal'nego Vostoka Rossii) [Elderly mortality at the Russian far east: seasonality and mitigation]. Problemy social'noj gigieny, zdravoohraneniya i istorii medicin 2020;28(S):705-710. DOI: http://dx.doi.org/10.32687/0869-866X-2020-28-s1-705-710. (In Rus.).
14. Gruzdeva MA, Barsukov VN. Zdorov'e naseleniya starshih vozrastov: sovremennye vyzovy [Health of aged population: contemporary challenges]. Society and Security Insights 2018;1(4):184-191. DOI: https://doi.org/10.14258/ssi(2018)4-13. (In Rus.).
15. Zhizhao L, Pengyu Zh, Yuqing G, Jeffrey Ch. Pandemic-era behavioral changes and post-pandemic persistence in the high-density urban context of Hong Kong. Cities 2025;162:105940. DOI: https://doi.org/10.1016/j.cities.2025.105940.
16. Putri KYS, Riadi Y., Putri Suwito A. Changing Healthy Living Behavior in the Post-Pandemic Era: New Communication Culture. Jurnal Komunikasi Indonesia 2025;162:105940. DOI: https://doi.org/10.7454/jkmi.v13i1.1219.
17. Urban Environment Quality Index 2024. Available from: https://xn----dtbcccdtsypabxk.xn--p1ai/#/groups/1 (Date accessed: May 1, 2025). (In Rus.).
18. Belanovskiy SA. Reprezentativnost' kachestvennyh oprosov [Representativeness of Qualitative Surveys]. Interakciya. Interv'yu. Interpretaciya 2023;15(1):69-94. DOI: https://doi.org/10.19181/inter.2023.15.1.4. (In Rus.).
19. Korolenko AV. Modeli samosohranitel'nogo povedeniya naseleniya: podhody k izucheniyu i opyt postroeniya [Patterns of Population’s Self-Preservation Behavior: Research Approaches and Building Experience]. Ekonomicheskie i social'nye peremeny: fakty, tendencii, prognoz 2018;11(3):248-263. DOI: https://doi.org/10.15838/esc.2018.3.57.16. (In Rus.).
20. Kokoreva ME. Model' mnogomernoj social'noj podderzhki zhiznedeyatel'nosti lyudej pozhilogo vozrasta v usloviyah gerontologicheskih centrov [Model of Multidimensional Social Support of Life Activities of Elderly People in Gerontological Centers]. Society and Security Insights 2022;5(4):126-136. DOI: https://doi.org/10.24158/SSI(2022)4-07. (In Rus.).
21. Gardner B, Arden MA, Brown D, Eves FF, Green J, Hamilton K, et al. Developing habit-based health behaviour change interventions: Twenty-one questions to guide future research. Psychology & health 2023;38(4):518-540. DOI: https://doi.org/10.1080/08870446.2021.2003362.
22. Lewandowska A, Rudzki G, Lewandowski T, Bartosiewicz A, Próchnicki M, Stryjkowska-Góra A, et al. Overweight and obesity among adolescents: health-conscious behaviours, acceptance, and the health behaviours of their parents. BMC Public Health 2025;25(1):418. DOI: https://doi.org/10.1186/s12889-025-21591-0.
23. Alyafei A, Easton-Carr R. The health belief model of behavior change. StatPearls 2024. Available from: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/books/NBK606120/ (Date accessed: 11.06.2025).
24. Wyatt TH, Bayless AK, Krauskopf P, Gaylord N. Using mHealth applications to promote self-managed health behaviors among teens. Journal of Pediatric Nursing 2021;59:164-172. DOI: https://doi.org/10.1016/j.pedn.2021.04.025.
25. Tabrizi JS, Doshmangir L, Khoshmaram N, Shakibazadeh E, Abdolahi HM, Khabiri R. Key factors affecting health promoting behaviors among adolescents: a scoping review. BMC health services research 2024;24(1):58. DOI: https://doi.org/10.1186/s12913-023-10510-x.

Дата поступления: 15.05.2025

Добавить комментарий

Пожалуйста оставляйте комментарии только по теме. Вы можете оставить свой комментарий любым браузером кроме Internet Explorer старше 6.0
Имя:
E-mail
Комментарий:
Код:*