Землянова Е.В., Семенова В.Г.
ЦНИИОИЗ Росздрава

С начала 1980-х годов смертность населения от болезней системы кровообращения (БСК) в России существенно превышала таковые в странах Западной Европы, но была близка по уровням стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), хотя и была незначительно выше, чем там (рис. 1,2).

    Рис. 2. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от болезней системы кровообращения на 100 тыс. населения.

Эта ситуация близости показателей со странами ЦВЕ продолжалась до начала 1990-х годов на фоне постепенного снижения показателей в странах Западной Европы. Начиная с 1993-94 гг. ситуация в странах ЦВЕ начала, хотя медленно и постепенно, меняться в лучшую сторону, смертность от БСК там стала снижаться. В тоже время ситуация со смертностью от БСК в России стала развиваться в противоположном направлении – в нашей стране происходит рост смертности от БСК по восходящей синусоиде. В настоящее время смертность от БСК российских мужчин превышает показатели стран Центральной и Восточной Европы в 1,8 раза, стран Западной Европы в 4,2 раза. Ненамного лучше обстоит дело и женской смертностью от этой группы причин, превышение показателей стран Центральной и Восточной Европы составляет 1,6 раза, стран Западной Европы – 3,6 раза. Большая часть смертей от БСК приходится на ишемическую болезнь сердца (ИБС) и сосудистые поражения мозга. Здесь различия в уровнях смертности со странами Европы еще более выражены (рис. 3, 4, 5, 6). 

   

  Рис. 3. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от ишемической болезни сердца
на 100 тыс. населения.

 Рис. 6. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от сосудистых поражений мозга
на 100 тыс. населения.

Так смертность российских мужчин от ишемической болезни сердца в 2,4 раза выше, чем в ЦВЕ и в 5,0 раза выше, чем в Западной Европе. В женской популяции смертность россиянок от ИБС в 2,1 раза выше, чем в ЦВЕ, и в 4,9 раза выше, чем на Западе. В отношении смертности от сосудистых поражений мозга картина еще более удручающая. Смертность российских мужчин от сосудистых поражений мозга в 2,4 раза выше, чем в ЦВЕ и в 6,1 раза выше, чем в Западной Европе. В женской популяции в 2,3 раза и в 5,2 раза соответственно. И текущая ситуация пока не дает надежды на позитивное развитие ситуации в ближайшем будущем.

 

 

Рис. 9. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от злокачественных новообразований трахеи, бронхов, легкого на 100 тыс. населения.

Рис. 10. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от злокачественных новообразований трахеи, бронхов, легкого на 100 тыс. населения.

Рис. 11. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от злокачественных новообразований шейки матки на 100 тыс. населения.

Рис. 12. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от злокачественных новообразований молочной железы на 100 тыс. населения.

По своему характеру динамика смертности населения России от класса злокачественных новообразований скорее напоминает таковую в странах Западной Европы, чем в странах ЦВЕ (рис.7, 8). С середины 1990-х годов наблюдается устойчивое снижение уровней смертности от этой группы причин. Причем, если в мужской популяции уровни смертности россиян превышали и продолжают превышать уровни смертности западноевропейских мужчин, то уровни смертности женщин от злокачественных новообразований с начала 1980-х были заметно ниже, чем в странах Западной Европы, постепенно на фоне заметного снижения уровней смертности женщин от данной группы причин происходил небольшой рост показателей в России, а с 1999 г. эти уровни сравнялись, и с этого времени наблюдается их снижение как в Западной Европе, так и в России. Что касается стран ЦВЕ, то при исходных (на 1980 г.) более высоких уровнях смертности от злокачественных новообразований как у мужчин, так и у женщин, до 1995 г. наблюдался небольшой рост показателей, затем уровни смертности стабилизировались, и тенденции к их снижению в этой группе стран пока не наблюдается.

Рассмотрим динамику смертности от злокачественных новообразований органов дыхания (трахеи, бронхов, легкого) (рис. 9, 10). В мужской популяции динамика практически полностью соответствует таковой для смертности от всего класса причин. При заметном превышении уровней смертности мужчин от рака органов дыхания с начала 1980-х годов, с 1993 г. отмечается устойчивое снижение показателя, в 2000 г. уровень смертности российских мужчин от этой группы причин сравнялся с уровнем стран ЦВЕ и продолжил снижение более быстрыми темпами, чем в этих странах. Несмотря на положительную динамику смертности мужчин от злокачественных новообразований органов дыхания, ее уровень пока заметно выше, чем в странах Западной Европы. А по уровням смертности женщин от рака органов дыхания Россия заметно отличается в лучшую сторону, как по уровню показателя, так и по характеру его динамики. Так при близости уровней смертности женщин от данной группы причин в 1980 г. во всех странах Европы до настоящего времени наблюдается устойчивый рост смертности, а России – ее снижение. Таким образом, в настоящее время смертность россиянок от злокачественных новообразований органов дыхания в 2 раза ниже, чем у европейских женщин.

Что касается смертности женщин от рака шейки матки (рис. 11), то при положительной динамике – снижении показателей с 1980 г., как в странах Европы, так и в России, соотношение уровней смертности этой причины сохраняется. За весь анализируемый период уровень смертности женщин от рака шейки матки в России выше, чем в странах Западной Европы на 4 единицы на 100 тыс. женского населения, и соответственно на 2 единицы ниже, чем в странах ЦВЕ.

Совершенно другая картина наблюдается в отношении смертности женщин от рака молочной железы (рис. 12). В начале 1980-х годов смертность российских женщин от данной причины была соответственно в 2 и в 1,5 раза ниже, чем в странах Западной Европы и ЦВЕ. Рост показателя в европейских странах наблюдался до конца 1980-х годов, затем уровни смертности от данной причины там стабилизировались, а с 1995 г. наблюдается некоторое снижение смертности, более заметно выраженное в Западной Европе. В России же рост смертности женщин от рака молочной железы наблюдался до 2000 г., далее рост несколько замедлился, и смертность относительно стабилизировалась. Однако в 2002 г. уровень смертности от данной причины в России превысил таковой в странах Центральной и Восточной Европы, оставаясь незначительно ниже, чем в странах Западной Европы.

Рис. 13. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от несчастных случаев, отравлений и травм на 100 тыс. населения.

Рис. 14. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от несчастных случаев, отравлений и травм на 100 тыс. населения.

Динамика смертности от травм и отравлений в России и европейских странах в 1980-2005 гг. описывалась принципиально разными закономерностями: в странах Старой Европы сложились устойчивые позитивные тенденции, вследствие чего травматическая смертность снизилась на 33,7% в мужской и на 41,8% в женской популяции (рис. 13, 14). В новых членах ЕС смертность в мужской популяции крайне медленно снижалась до 1988 г., в 1988-1994 г. сложились слабо выраженные негативные тенденции, сменившиеся в последнее десятилетие позитивными. Смертность женщин в новых членах ЕС в 1980-1995 гг. оставалась стабильной, в 1994-2005 гг. стабильно снижалась. Вследствие таких изменений смертность от травм и отравлений в мужской популяции новых членов ЕС в 1980-2005 гг. снизилась на 18,4% и 31,3% соответственно. В России эволюция смертности от внешних причин выглядела гораздо сложнее: первая половина 1980-х годов характеризовалась позитивными тенденциями, только ускорившимися горбачевской антиалкогольной кампанией, к сожалению, исчерпавшими себя к 1986-1987 гг. – в этот период начался рост показателя, резко ускорившийся с началом реформ. В 1994-1998 гг. показателя снижались, однако позитивные тенденции оказались исчерпанными в 1998 г., когда начался новый рост травматической смертности. В 2002-2005 гг. наметилась новая позитивная тенденция, однако вопрос о ее устойчивости остается открытым. В 1980-2005 гг. смертность от травм и отравлений в России выросла на 30,1% в мужской и на 28,7% в женской популяции.

Российские показатели в течение всего периода исследования превышали европейский: в 1980 г. в мужской популяции этот разрыв был 3,4-кратным по сравнению с Западной Европой и 2,1-кратным – для стран Центральной и Восточной Европы, в женской популяции этот разрыв составлял 79,7% и 55,3% соответственно. В 1987 г. этот разрыв был минимальным, составив 2,4 раза и 41,4% у мужчин и 1,5 раза и 12,3% у женщин соответственно. В 2004 г. разрыв увеличился до 6,6 и 4 раз по сравнению с показателями населения старой и 3,4 и 2,9 раз – новой Европы. При этом следует отметить, что превышение травматической смертности населения «новой» над показателями «старой» Европы, в 1980 г. составившее 60,4% и 15,7%, к 2004 г. выросло до 2-кратного в мужской и 36,6%-ного в женской популяции.

Рис. 15. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от несчастных случаев с транспортом на 100 тыс. населения.

Рис. 16. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от несчастных случаев с транспортом на 100 тыс. населения.

На фоне снижения смертности от несчастных случаев с транспортом в странах Западной Европы динамика смертности от этих причин в России снижение наблюдалось до 1986-87 гг., в странах ЦВЕ в этот период наблюдался рост показателей (рис. 15, 16). В последующие годы до 1997 г. динамика в России была сходной с таковой в странах Центральной и Восточной Европы. В последующие годы смертность от несчастных случаев с транспортом в странах ЦВЕ стала снижаться, как и странах Западной Европы, в тор время как в России наблюдается устойчивый рост уровней смертности от данной причины. Таким образом, уровень смертности в России от транспортных несчастных случаев был близок к уровням стран Западной Европы и ЦВЕ только в 1986-87 гг. В настоящее время смертность мужчин от данной причины в России в 3 раза выше, чем в Западной Европе и в 2 раза выше, чем в странах ЦВЕ. Уровни смертности женщин от данной причины 3-6 раз ниже, чем у мужчин, однако и в женской популяции наблюдается существенная разница показателей. Смертность женщин от транспортных несчастных случаев в России в 4,5 раза выше, чем в Западной Европе и в 2 раза выше, чем в странах ЦВЕ.

Рис. 17. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от самоубийств и самоповреждений на 100 тыс. населения.

Рис. 18. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от самоубийств и самоповреждений на 100 тыс. населения.

Смертность от самоубийств мужчин старой Европы была стабильной в 1980-1985 гг., в последние 20 лет показатели снижались, у женщин выраженные позитивные тенденции наблюдались в 1980-2000 гг., в последнее пятилетие показатели стабилизировались, что привело к снижению показателя на 18,6% и 40,3% соответственно (рис. 17, 18). В мужской популяции новых членов ЕС до 2002 г. суицидальная смертность была стабильной, в последние годы начала снижаться, в женской популяции позитивные тенденции наблюдались в течение всего периода исследования, вследствие чего в 1980-2004 гг. показатели снизились на 8,9% и 38,5% соответственно. В России в мужской популяции суицидальная смертность снижалась до 1986 г., у женщин – до 1991 г., затем до середины 90-х годов наблюдался рост показателя, сменившийся не всегда устойчивыми, особенно у мужчин, позитивными тенденциями, вследствие чего в 1980-2004 гг. показатели снизились на 8,2% и 32,6% соответственно. Подобные тенденции привели к тому, что превышение российской суицидальной смертности показателей ЕС-15, составившее в 1980 г. 3,3 раза у мужчин и 67,9% у женщин, к 2004 г. выросло до 3,7 раз и 89,6% соответственно. Разрыв в смертности российских мужчин и жителей новой Европы за четверть века практически не изменился и составил 2,1 раза, в женской популяции – вырос с 59,8% до 75%. Отставание «новой» Европы от старой, составившее в 1980 г. 57,4% у мужчин и 5,1% у женщин, к 2004 г. выросло до 76,2% и 8,4% соответственно.

Рис. 19. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от убийств и умышленных травм на 100 тыс. населения.

Рис. 20. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от убийств и умышленных травм на 100 тыс. населения.

При крайне низких уровнях смертности населения Западной Европы от убийств, в течение последней четверти века она снизилась более чем на треть в мужской и более чем на четверть в женской популяции (рис. 19, 20). В странах «новой» Европы уровни мужской смертности 1980 и 2005 гг. практически не различались (3,6 на 100000), у женщин насильственная смертность снизилась на 21,1%. В России показатели выросли в 2,1 раза в мужской и на 59,4% в женской популяции. При этом, однако, вплоть до конца 1990-х годов закономерности изменения смертности от убийств в странах «новой Европы» были ближе к таковым в России, нежели в Европе, характеризуясь резко выраженным ростом первой половины 90-х годов. Однако в «новой» Европе, в отличие от России, позитивные тенденции второй половины 90-х годов не были прерваны в 1998 г., а стабильно продолжались до последнего года исследования. В России же некоторого снижения показателя удалось добиться только начиная с 2002 г. Вследствие таких тенденций разрыв между смертностью от убийств в России и ЕС-15, составлявший в 1980 г. 11,6 раз у мужчин и 9 раз у женщин, вырос к 2004 г. до 36,4- и 19,8-кратного, разрыв между российскими показателями и показателями «новой Европы» вырос более чем 2-кратно – с 5,5 до 11,4 раз и с 4,2 до 8,5 раз соответственно. Следует отметить, однако, что в 1980-2004 гг. вырос разрыв между уровнями «старой» и «новой» Европы – в 1980 г. он был 2,1-кратным у мужчин и женщин, в 2005 г. – 3,2- и 2,3-кратным соответственно.

Рис. 21. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от инфекционных и паразитарных болезней на 100 тыс. населения.

Рис. 22. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от инфекционных и паразитарных болезней на 100 тыс. населения.

Смертность российского населения от инфекционных и паразитарных болезней была всегда выше, чем в европейских странах, однако до 1991-92 гг. снижение уровней смертности от этой группы причин шло более быстрыми темпами по сравнению с европейскими странами (рис. 21, 22). В этот период смертность российских женщин от инфекций практически сравнялась по своему уровню с европейскими странами. Смертность российских мужчин от инфекций в тот период превышала таковую в странах ЦВЕ в 2 раза, в странах Западной Европы – в 3 раза. Однако после 1992 г. позитивная динамика смертности от инфекций в России закончилась, наблюдается рост показателей как в мужском, так и в женском населении по кривой, имеющей вид затухающей синусоиды. Следует отметить, что и в странах Западной Европы с этого периода также наблюдается слабый рост показателей смертности от инфекций на фоне продолжающегося снижения уровней смертности от данной группы причин в странах ЦВЕ. В настоящее время смертность от инфекционных и паразитарных болезней среди российских мужчин превышает таковую в европейских странах в 4,5 раза, смертность россиянок от данной группы причин выше чем в странах ЦВЕ – в 2,5 раза и выше чем в западноевропейских странах в 1,6 раза.

Рис. 23. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от болезней органов дыхания на 100 тыс. населения.

Рис. 24. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от болезней органов дыхания на 100 тыс. населения.

В целом динамику смертности российского населения от болезней органов дыхания можно охарактеризовать как устойчивое снижение, хотя и заметным всплеском смертности в 1993-94 гг., особенно выраженном в мужском населении (рис. 23, 24). После 1998 г. у российских мужчин снова был отмечен рост показателей смертности от данной группы причин, хотя и столь значительный как в 1993-94 гг. В настоящее время смертность мужчин в России превышает уровни стран Европы в 1,7 раза. В женском населении России ситуация по смертности от этой группы причин существенно более благоприятная – ее уровни одинаковы с уровнями стран ЦВЕ, и ниже, чем в Западной Европе в 1,3 раза.

Рис. 25. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от болезней органов пищеварения на 100 тыс. населения.

Рис. 26. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от болезней органов пищеварения на 100 тыс. населения.

В 1980 г. смертность от болезней органов пищеварения населения «старой Европы» превышала российскую на 21,4% в мужской и в 1,5 раза – в женской популяции (рис. 25, 26). Примерно таким же (соответственно 17,7%-ным и 1,5-кратным) был разрыв и между Россией и «новой Европой» (в пользу России). Однако в Западной Европе к 2005 гг., вследствие очень устойчивой позитивной динамики, показатели снизились на 39,3% и 29,2% соответственно. В «новой Европе» добиться сколько-нибудь значимого улучшения ситуации не удалось: в мужской популяции показатель вырос на 6,5%, в женской – снизился на 5,1% (в этой ситуации можно говорить о стагнации показателя). Однако наихудшим образом ситуация складывалась в России: в начале 90-х годов Россия опередила Западную, а в 2002 г. – и Восточную Европу. В настоящее время российская смертность от болезней органов пищеварения превышает западноевропейскую вдвое у мужчин и на 70,5% у женщин, в новых членах ЕС – соответственно на 19% и 27,3%. При этом, однако, новые члены ЕС остаются гораздо ближе к России, нежели к Западной Европе, смертность в которой на 42% и 25% ниже, чем в Восточной и Центральной Европе.

Рис. 27. Стандартизованные коэффициенты смертности мужчин от симптомов, признаков и неточно обозначенных причин на 100 тыс. населения.

Рис. 28. Стандартизованные коэффициенты смертности женщин от симптомов, признаков и неточно обозначенных причин на 100 тыс. населения.

В советский период российская динамика смертности от неточно обозначенных состояний носила достаточно хаотичный характер, что вполне соответствует ее роли своеобразного корректора реального числа умерших: в этот класс входили смерти, проходящие под более высокими грифами секретности, нежели «Для служебного пользования» - вследствие особо опасных инфекций, расстрелянные по приговору суда и т.п. Беспрецедентный рост показателя после 1989 г., когда статистика смертности была открыта, принято объяснять приказом Е.И.Чазова, согласно которому все смерти лиц старше 80 лет без проведения специальных исследований проходили под рубрикой «старость без упоминания о психозе», входящей в класс «Симптомы, признаки и неточно обозначенные состояния». Однако в реальности рост смертности от этих причин был обусловлен всем возрастным диапазоном, и в детских, взрослых и «молодых пожилых» возрастах он определяется недоучетом смертности от внешних причин (блок R95- R99). Особо тревожным представляется, что если в женской популяции удалось добиться стабилизации смертности от неточно обозначенных состояний, хотя и на крайне высоком уровне, то у мужчин говорить даже о стабилизации представляется преждевременным (рис. 27, 28). При этом в 1989-2005 гг. российская смертность от неточно обозначенных состояний выросла максимально, в 8,1 раз в мужской и в 8,9 раз в женской популяции, и эти размытые причины заняли соответственно 5 и 4 места, т.е. оказались сразу за ведущей триадой причин смерти. Следует отметить, что, судя по показателям и динамике, российская практика формирования смертности от неточно обозначенных состояний не распространялась на новых членов ЕС, бывших до начала 90-х годов сателлитами Советского Союза – во всяком случае, до начала 90-х годов, показатели стран Восточной Европы были ниже, чем в ЕС-15. Однако и в восточноевропейских странах рост смертности от этих причин, начавшийся в 1989 г., продолжился до 2000 г., а в следующем, 2001 г. показатель снизился в 1,5 раза и у мужчин и у женщин, после чего стабилизировался. В настоящее время российская смертность от неточно обозначенных состояний превышает таковую в ЕС-15 в 4,5 раз в мужской и в 4,6 раз в женской популяции, в новых странах ЕС – в 3,1 и 5,1 раз соответственно. Однако в 1980-2005 гг. восточноевропейские страны утратили свое преимущество: если в 1980 г. их смертность была соответственно на 6% и 27% ниже, чем в Западной Европе, то в 2004 г. мужская смертность новых членов ЕС была в 1,5 раза выше, нежели в ЕС-15, женская – примерно одинаковой (11,2 против 12,6 на 100000 соответствующего населения).