DOI: 10.21045/2071-5021-2020-66-2-6

^1,2,3Сабгайда Т.П., ^1,2,3Иванова A.E., ^1,2,3Семенова В.Г., ^2,3Зубко А.В., ^1,2,3Евдокушкина Г.Н.
¹ГБУ «Научно-исследовательский институт организации здравоохранения и медицинского менеджмента Департамента здравоохранения города Москвы», Москва, Россия
²ФГБУ «Центральный научно-исследовательский институт организации и информатизации здравоохранения» Министерства здравоохранения Российской Федерации, Москва, Россия
³Институт социально-политических исследований Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук РАН, Москва, Россия

Резюме

Актуальность. Для предотвращения инфекционной смертности на уровне профилактики требуется знание перспектив в развитии эпидемических процессов. Структура и динамика инфекционной смертности в Москве может быть ориентиром о предстоящем изменении ситуации со смертностью от инфекционных заболеваний в стране.

Цель. Определить тенденции изменения уровня и структуры смертности от инфекционных заболеваний в новых экономических условиях в Российской Федерации и в Москве.

Материал и методы. Использованы данные Федеральной службы государственной статистики за 1989-2018 годы. Стандартизованные коэффициенты смертности рассчитывалась для мужчин и женщин всех возрастов, по пятилетним возрастным группам и для возрастных групп населения до 25 лет, 25-54 года, 55 лет и старше.

Результаты. За анализируемый период инфекционная смертность в Российской Федерации увеличилась в 1,4 раза у мужчин и в 2,2 раза у женщин, тогда как в столице мужская смертность снизилась на 8,9%, а женская выросла в 1,4 раза. Средний ожидаемый возраст смерти от инфекционных заболеваний в 2018 году составил 44,4 года в стране и 50,0 лет в Москве, в 1989 году – 42,8 и 47,5 лет. В 2018 году ожидаемый возраст смерти составил 51,3 года в среднем по стране и 61,0 год в Москве для туберкулеза, 52,6 и 56,0 лет соответственно для вирусных гепатитов, 40,1 и 42,2 года для ВИЧ/СПИДа, 51,8 и 55,8 лет для септицемии, 46,7 и 74,6 лет для кишечных инфекций. При существенном уменьшении доли туберкулеза (с 60,8% в стране и 65,5% в Москве до 24,5% и 14,7%) выросла доля вирусных гепатитов (с 3,0% и 3,8% до 6,0% и 16,5%) и ВИЧ/СПИДа (до 60,2% и 55,0%). Снизилась доля кишечных инфекций, септицемии и прочих инфекций, а также паразитозов.

Заключение: В постсоветский период структура инфекционной смертности изменилась как по соотношению причин смерти, так и по соотношению разных возрастных групп населения. При изменившейся структуре российская инфекционная смертность по-прежнему определяется преимущественно социально значимыми инфекциями.

Особенности инфекционной смертности в Москве позволяют предположить обусловленность этой смертности сравнительно широко распространенным потреблением инъекционных наркотиков жителями столицы, где изменение женской смертности от ВИЧ/СПИДа и гепатитов имеет более негативный сценарий по сравнению с мужчинами.

Ключевые слова: социально значимые заболевания, структура смертности, ожидаемый возраст смерти, повозрастная смертность

Контактная информация: Сабгайда Тамара Павловна, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Финансирование. Исследование не имело спонсорской поддержки.
Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Для цитирования: Сабгайда Т.П., Иванова A.E., Семенова В.Г., Зубко А.В., Евдокушкина Г.Н. Изменение структуры инфекционной смертности в постсоветский период. Социальные аспекты здоровья населения [сетевое издание] 2020; 66(2):6. URL: http://vestnik.mednet.ru/content/view/1150/30/lang,ru/ DOI: 10.21045/2071-5021-2020-66-2-6

STRUCTURAL CHANGES IN MORTALITY FROM INFECTIOUS DISEASES IN THE POST-SOVIET RUSSIA
^1,2,3Sabgayda T.P., ^1,2,3Ivanova A.E., ^1,2,3Semyonova V.G., ^2,3Zubko A.V., ^1,2,3Evdokushkina G.N.
¹State Budgetary Institution “Research Institute of the Organization of Health Care and Medical Management of the Moscow City Health Department”; Moscow;
²Federal Research Institute for Health Organization and Informatics of Ministry of Health of the Russian Federation, Moscow;
³The Institute of Socio-Political Research - Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences, Moscow

Abstract

Significance. To prevent infectious mortality, knowledge of prospects for the development of epidemic processes is required. The structure and dynamics of mortality from infectious diseases in Moscow can be a model for the upcoming change in the situation with deaths from infectious diseases in the country.

Purpose: to identify trends in the level and structure of mortality from infectious diseases in the Russian Federation and in Moscow under new economic conditions.

Material and Methods. The study used data of the Federal State Statistics Service for 1989-2018. Standardized mortality rates were calculated for men and women of all ages, for five-year age groups, and for the age groups of the population under 25 years, 25-54 years, and 55 years and older.

Results. During the analyzed period, mortality from infectious diseases in the Russian Federation increased 1.4 times among men and 2.2 times among women, while in the capital, male mortality decreased by 8.9%, and female mortality increased 1.4 times. The average expected age of death from infectious diseases in 2018 equaled to 44.4 years in the country and 50.0 years in Moscow, in 1989 – 42.8 and 47.5 years respectively . In 2018, the expected age of death from tuberculosis added up to 51.3 years in the country and 61.0 years in Moscow , from viral hepatitis - 52.6 and 56.0 years respectively, from HIV/AIDS - 40.1 and 42.2 years, for septicemia - 51.8 and 55.8 years, and for intestinal infections - 46.7 and 74.6 years respectively. With the considerably decreased share of tuberculosis in the mortality from infectious diseases (from 60.8% in the country and 65.5% in Moscow down to 24.5% and 14.7% respectively), the share of viral hepatitis increased (from 3.0% and 3.8% up to 6.0 % and 16.5%), while the share of HIV/AIDS reached 60.2% and 55.0% respectively. The share of intestinal infections, septicemia and other infections, as well as parasitosis, decreased.

Conclusions. In the post-Soviet period, the structure of mortality from infectious diseases changed both in terms of the ratio of causes of death and the ratio of different age groups of the population. With the changed structure, the Russian mortality from infectious diseases is still mainly determined by socially significant infections.

Peculiar features of the mortality from infectious diseases in Moscow suggest that this mortality is due to relatively widespread use of injecting drugs by residents of the capital, where changes in the female mortality from HIV/AIDS and hepatitis follow a more negative scenario compared to men.

Keywords: socially significant diseases; death structure; expected age of death; age-specific mortality.

Corresponding author: Tamara P. Sabgayda, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Information about authors:
Sabgaida T.P., http://orcid.org/0000-0002-5670-6315
Ivanova A.E., http://orcid.org/0000-0002-0258-3479
Semyonova V.G., http://orcid.org/0000-0002-2794-1009
Zubko A.V., http://orcid.org/0000-0001-8958-1400
Evdokushkina G.N., http://orcid.org/0000-0002-1389-2509
Acknowledgments. The study had no sponsorship.
Conflict of interests. The authors declare no conflict of interest.
For citation. Sabgayda T.P., Ivanova A.E., Semyonova V.G., Zubko A.V., Evdokushkina G.N. Structural changes in mortality from infectious diseases in the Post-Soviet Russia. Social'nye aspekty zdorov'a naselenia / Social aspects of population health [serial online] 2020; 66(2):6. Available from: http://vestnik.mednet.ru/content/view/1150/30/lang,ru/ DOI: 10.21045/2071-5021-2020-66-2-6. (In Rus).

Введение

При современном уровне развития мер по борьбе с инфекциями можно предотвратить смертность от большинства инфекционных заболеваний [1]. Эта смертность предотвращается либо на уровне профилактики, либо при адекватном лечении: социальные и биотехнологические достижения способствуют улучшению инфекционного контроля [2]. В промышленно развитых странах смертность от инфекционных заболеваний значительно снизилась к концу двадцатого века [3,4], что находится в соответствии с теорией эпидемиологического перехода Омрана об изменении моделей смертности [5]. Когда новая инфекция – вирус иммунодефицита человека (ВИЧ), быстро распространилась среди населения большинства стран в 1980-х годах, распространение этой инфекции было заторможено вновь разработанными антиретровирусными препаратами в довольно сжатые сроки. Однако инфекционная смертность по-прежнему не сведена к спорадическому уровню, продолжается возникновение эпидемических вспышек инфекционных заболеваний, главным образом из-за экологических и климатических изменений, развития туризма и торговли, возникновения новых технологий, адаптации возбудителя к меняющимся условиям, поведенческих факторов риска и ослабления иммунитета среди определенных групп населения [6,7].

Россия находится на третьем этапе эпидемиологического перехода: болезни системы кровообращения и новообразования находятся на первых ранговых местах в структуре причин смерти (в 2018 году коэффициенты стандартизованной смертности составляли 428,2 и 159,9 на 100000 населения соответственно), а инфекционные и паразитарные заболевания – на одиннадцатом (21,7). Несмотря на это, в постсоветский период наблюдался рост инфекционной смертности, тогда как в советский период она снижалась. Для предотвращения инфекционной смертности на уровне профилактики требуется знание перспектив в развитии эпидемических процессов.

Столичный статус Москвы предполагает сравнительно лучшие условия контроля инфекции и лучшие возможности для лечения инфицированных пациентов. Поэтому структура и динамика инфекционной смертности в Москве может быть ориентиром для предположения о предстоящем изменении ситуации со смертностью от инфекционных заболеваний в стране.

Цель работы – определить тенденции изменения уровня и структуры смертности от инфекционных заболеваний в новых экономических условиях в Российской Федерации и в Москве.

Материалы и методы

На основе официальных данных Федеральной службы государственной статистики за 1989-2018 годы проанализированы изменения структуры инфекционной смертности населения Москвы в сопоставлении с ситуацией в стране в целом. Стандартизованные коэффициенты смертности рассчитывалась с использованием автоматизированной информационной системы «FAISS-Potential» [8] и европейской возрастной структуры населения в качестве стандарта.

Результаты

После изменения социально-политического уклада в России наблюдался рост смертности от инфекционных и паразитарных заболеваний, при этом в столице подъем смертности был менее выражен и не столь продолжителен (рис. 1). За период 1989-2018 инфекционная смертность увеличилась в 1,4 раза у российских мужчин и в 2,2 раза у российских женщин, тогда как в столице мужская смертность снизилась на 8,9%, а женская выросла в 1,4 раза.

Рис. 1. Динамика смертности российских и московских мужчин и женщин от туберкулеза, ВИЧ/СПИДа и инфекционных заболеваний в целом

В период социально-экономических преобразований в стране вспыхнула эпидемия туберкулеза, и до 2005 года инфекционная смертность в России в большей степени определялась этой инфекцией. В целом за анализируемый период в стране уровень смертности от туберкулеза мужчин снизился в 1,8 раза, а уровень женской смертности в 2018 году приблизился к уровню 1989 год; в столице смертность мужчин и женщин снизилась в 4,6 и 2,9 раз соответственно. С 2005 года наблюдается резкое снижение смертности от туберкулеза (до 2018 года в 4,2 раза у мужчин и в 3,2 раза у женщин в стране и в 4,9 и 3,9 раз в Москве). Общая инфекционная смертность мужчин снижалась с 2005 года гораздо меньшими темпами (в 1,4 и 1,3 раз), а инфекционная смертность женщин выросла на 28,2% и 22,8% соответственно. Такое различие тенденций связано с увеличением смертности от синдрома приобретённого иммунодефицита, вызванного ВИЧ (ВИЧ/СПИД), уровень смертности от которого в России стал превышать уровень смертности от туберкулеза с 2015 года среди мужчин и с 2014 года среди женщин, а в Москве с 2010 и 2007 года соответственно. С 2007 года (после начала применения в России высокоактивной антиретровирусной терапии в массовом масштабе) смертность от ВИЧ/СПИД выросла в 4,6 раз среди мужчин и в 7,5 раз среди женщин в среднем по стране и в 1,5 и 1,9 раз соответственно в Москве. В Москве рост смертности от ВИЧ/СПИДа после 2011 года сильно замедлился, а в России заметное замедление темпов роста смертности наблюдается только после 2016 года.

Смертность от гепатита в новых социально-экономических реалиях начала расти после продолжительного снижения в советский период: с уровня 0,4 на 100000 населения в 1989 году в стране и столице смертность выросла до 1,3 и 1,8 соответственно в 2018 году (рис.2). Здесь наблюдаются принципиальные различия динамики смертности мужчин и женщин: в стране смертность выросла в 3,8 раз у мужчин и в 3,0 раз у женщин (до уровней 1.9 и 0,9 на 100000 соответствующего населения), тогда как в столице смертность выросла в 3,7 и 5,5 раз соответственно (до уровней 2,6 и 1,1). Если динамика смертности российского населения от гепатитов хорошо описывается линейной функцией, то для смертности Москвичей более адекватной является степенная функция, что свидетельствует об усилении влияния неких факторов риска на уровень смертности.

Среди других инфекционных заболеваний с низким уровнем смертности ее снижение наблюдается для кишечных инфекций и сепсиса. В России смертность от кишечных инфекций имеет тенденцию к стабилизации на уровне 0,2 на 100000 населения с 2006 года, в Москве – на уровне 0,1 с 2004 года. При этом в Москве отмечается некоторый рост смертности в последние годы.

Тенденция к снижению смерти от септицемии слабо выражена, при этом в течение последней четверти века её уровень в Москве вдвое ниже среднероссийского.

Рис. 2. Динамика смертности населения от гепатита, кишечных инфекций, септицемии и их линейные тренды (пунктирные линии) в Москве и Российской Федерации

По уровню смертности от инфекционных и паразитарных заболеваний Москва входила в последний квартиль в 1989 году и в предпоследний в 2018 году. На территории страны уровни инфекционной смертности различаются многократно: от 3,8 на 100000 населения (Вологодская область) до 42,1 (Республика Тыва) в 1989 году и от 2,7 на 100000 населения (Ненецкий автономный округ) до 77,2 (Кемеровская область) в 2018 году. Наибольший уровень смертности от туберкулеза в 2018 году наблюдался в республике Тыва (55,3), от ВИЧ/СПИДа – в Кемеровской области (61,5), от вирусного гепатита – также в республике Тыва (11,2), от септицемии – в Томской области (4,6), от кишечных инфекций – в Магаданской области (1,8). В ряде субъектов Российской Федерации смертность от этих причин отсутствовала. В период наименьшего уровня инфекционной смертности его региональные различия были меньше, чем на пике смертности (в 2005 году) и в настоящее время.

Неодинаковые тенденции смертности от разных инфекционных заболеваний проявились в значительно изменившейся структуре инфекционной смертности (табл. 1). При существенном уменьшении доли туберкулеза выросла доля вирусных гепатитов и ВИЧ/СПИДа. Снизилась доля кишечных инфекций, септицемии и прочих инфекций, а также паразитозов.

Таблица 1

Трансформация структуры причин смерти от инфекционных и паразитарных заболеваний населения Российской Федерации и Москвы (%)

Доля социально значимых заболеваний (туберкулез, ВИЧ, вирусные гепатиты, а также инфекции, передающиеся преимущественно половым путем, смертности от которых в России в новом тысячелетии не зарегистрировано) в структуре инфекционной смертности в Москве меньше среднероссийской.

Возрастная структура инфекционных причин смерти также изменилась.

До 2003 года среди мужчин и до 2013 года среди женщин наибольшая смертность от инфекционных заболеваний была среди детей первого года жизни. Без учета детской смертности, в постсоветский период возраст наибольшей смертности постепенно уменьшался (рис. 3). В 1989 году максимальная смертность российских мужчин наблюдалась в возрасте 60-64 года, московских мужчин – в возрасте 80-84 года, а в 2018 году в обоих случаях - в возрасте 35-39 лет. Среди всех женщин наибольшая инфекционная смертность в 1989 году наблюдалась в возрастной группе 85 лет и старше, в 2018 году - в возрасте 35-39 лет.

Рис. 3. Повозрастная смертность мужчин и женщин Российской Федерации от инфекционных и паразитарных болезней в разные годы

В Москве продолжительность жизни лиц с инфекционными заболеваниями в среднем больше, чем в стране. Средний ожидаемый возраст умерших от инфекционных заболеваний в 2018 году составил 44,4 года в стране и 50,0 лет в Москве, в 1989 году он был меньше – 42,8 и 47,5 лет соответственно. В 2018 году для туберкулеза ожидаемый возраст смерти составил 51,3 года в среднем по стране и 61,0 год в Москве, для вирусных гепатитов – 52,6 и 56,0 лет соответственно, для ВИЧ/СПИДа – 40,1 и 42,2 года, для септицемии 51,8 и 55,8 лет, для кишечных инфекций – 46,7 и 74,6 лет. Это объясняет тот факт, что доля лиц в возрасте 55 лет и старше среди умерших от инфекционных заболеваний в столице больше, чем в стране (табл. 2). Омоложение инфекционной смертности произошло за счет роста уровня заболеваемости преимущественно среди населения в возрасте 25-54 года, доля которого существенно выросла за анализируемый период.

Таблица 2

Доля населения трех возрастных групп среди умерших от инфекционных и паразитарных заболеваний в разные годы в Москве и Российской Федерации (%)

В возрастной группе 25-54 года доля социально значимых заболеваний наибольшая, а септицемии и кишечных инфекций наименьшая (табл. 3).

Таблица 3

Доля социально-значимых заболеваний, септицемии и кишечных инфекций в смертности от инфекционных и паразитарных заболеваний населения Российской Федерации и Москвы разных возрастных групп в разные годы (%)

Доля септицемии в инфекционной смертности в возрасте 55 лет и старше увеличивается, а среди москвичей этого возраста наблюдается также рост доли кишечных инфекций. Несколько выросла доля паразитозов в смертности младшей возрастной группы.

Обсуждение

Реализованные в начале века противотуберкулезные программы, в том числе с участием международных организаций, привели к резкому снижению смертности от туберкулеза с 2005 года. Характерной чертой этих программ был примат общественного здоровья, вплоть до принудительного лечения лиц с туберкулезом. Однако общая инфекционная смертность женщин в этот период росла, а смертность мужчин снижалась гораздо меньшими темпами, чем смертность от туберкулеза, поскольку стала расти смертность от ВИЧ/СПИД и гепатита. В Москве рост смертности от ВИЧ/СПИДа замедлился после 2011 года, в России – после 2016 года, тогда как в европейских странах с конца двадцатого века наблюдается снижение смертности [9]. Такое различие связано с недостаточным охватом ВИЧ-инфицированных лечением антиретровирусными препаратами.

В столице смертность от гепатита выросла в большей степени, чем в среднем по стране. Отметим, что в других странах смертность от гепатита также увеличивается в последние годы [10,11]. Темпы роста женской смертности от гепатита в среднем по стране меньше темпов роста мужской смертности, однако в столице темпы роста женской смертности почти вдвое превышают темпы роста мужской смертности. При этом темпы роста женской смертности от ВИЧ/СПИДа превышают темпы роста мужской смертности в 1,6 раза в стране и в 2,4 раза в столице. Если последний факт можно объяснить увеличением роли полового пути передачи ВИЧ [12], то гендерные различия смертности от гепатита предположительно объясняются ростом частоты использования инъекционных наркотиков жителями столицы, особенно среди женщин.

Поэтому, несмотря на тенденцию снижения инфекционной смертности, ее социальная значимость не уменьшается, доля социально-значимых заболеваний в структуре инфекционной смертности выросла. Ситуация со смертностью от социально значимых инфекций свидетельствует, что социально-экономические последствия 1990-х годов в России еще предстоит полностью преодолеть. Требуются усилия не только в области снижения социально-экономической напряженности, но и в области нравственного воспитания молодого поколения, чтобы прекратить рост численности групп риска гемоконтактными инфекциями среди населения. Рядом авторов уже было высказано мнение, что отклонению от классической теории эпидемиологического перехода способствуют социальные детерминанты [13]. Стоит согласиться с мнением, что «вторая эпидемиологическая революция» в России все еще остается делом будущего [14].

И в стране в целом, и в Москве в частности в последнее десятилетие наблюдается стабилизация уровня смертности от кишечных инфекций. Отмечается, что кумулятивная заболеваемость острыми кишечными инфекциями также прекратила свое снижение в последние годы [15]. Поскольку распространенность кишечных инфекций является одним из индикаторов социального и санитарного благополучия, то стабилизация уровней заболеваемости и смертности может свидетельствовать о замедлении процесса улучшения социально-экономической ситуации в стране. Наблюдаемый в Москве рост смертности в последние годы может быть связан с наличием трудовых мигрантов и недостаточной доступности для них медицинской помощи. Однако отмечается рост доли кишечных инфекций в смертности москвичей в возрасте 55 лет и старше, что не вполне согласуется с предположением о влиянии вклада трудовых мигрантов в рост этой смертности. Трудно предположить также наличие вклада трудовых мигрантов в смертность молодых людей от паразитозов, поскольку показатели увеличились как в целом по Российской Федерации, так и по Москве.

Слабо выраженная тенденция к снижению смертности от септицемии в стране в целом и в Москве в частности также не свидетельствует о значительном улучшении качества медицинского обслуживания и медицинской помощи в Российской Федерации. По данным метаанализа, во многих развитых странах наблюдается выраженное снижение смертности от септицемии [16], тогда как в Бразилии она увеличилась [17] и сохраняется на стабильном уровне в Испании [9]. Доля септицемии в инфекционной смертности пожилых людей в среднем по Российской Федерации увеличивается. Следует отметить, что в Бразилии самая высокая смертность от септицемии наблюдалась у пожилых людей, когда смертность росла [17].

Направления трансформации инфекционной смертности в Москве аналогичны среднероссийским, только в столице снижение смертности от туберкулеза и рост смертности от ВИЧ/СПИДа начали происходить раньше, что подтверждает нашу гипотезу о возможности использования столичной ситуации в качестве модели предстоящих изменений смертности от инфекционных заболеваний в стране. Доля социально значимых заболеваний в структуре инфекционной смертности в Москве меньше среднероссийской, возможно, из-за сравнительно лучшей доступности специализированной медицинской помощи для населения, сравнительно лучшей социальной и санитарной ситуации. Исключение составляют вирусные гепатиты, смертность от которых населения столицы превышает среднероссийские показатели. И это исключение позволяет предположить, что социально значимые заболевания играют в столице не меньшую, если не большую роль в потерях здоровья населения, чем в среднем по стране.

Исходя из инфекционной ситуации в столице, возможно предположить рост смертности от вирусных гепатитов и в других регионах страны. Возможно, что текущая пандемия короновируса в итоге приведет к усилению общественного контроля за распространением социально значимых инфекций, как минимум, - к установлению примата общественного здоровья по отношению к правам личности для пользователей инъекционных наркотиков с гемоконтактными инфекциями.

Заключение

Таким образом, в постсоветский период структура инфекционной смертности изменилась как с точки зрения соотношения причин смерти, так и с точки зрения подверженности инфицированию разных возрастных групп населения. Инфекции второго этапа эпидемического перехода, которые преобладают в основном среди детей и пожилых людей (кишечные инфекции, паразитозы), в настоящее время достигают спорадического уровня смертности. Рост инфекционной смертности обусловлен увеличением смертности лиц трудоспособного возраста от ВИЧ/СПИДа и вирусных гепатитов. При изменившейся структуре российская инфекционная смертность по-прежнему определяется, главным образом, социально значимыми инфекциями.

Особенности инфекционной смертности в Москве позволяют предположить обусловленность этой смертности сравнительно широко распространенным потреблением инъекционных наркотиков жителями столицы. Изменение женской смертности от инфекционных заболеваний (как по показателям снижения смертности, так и по структуре причин) имеет более негативный сценарий по сравнению с мужчинами.

Библиография

1. Bjerregaard P, Juel K. Avoidable deaths in Greenland 1968-1985: variations by region and period. Arctic Med Res 1990 Jul;49(3):119-27.
2. Centers for Disease Control and Prevention. Achievements in public health: control of infectious diseases. MMWR Morb Mortal Wkly Rep 1999;48:621–9.
3. Arkwright PD, David TJ. Past mortality from infectious diseases and current burden of allergic diseases in England and Wales. Epidemiol Infect. 2005;133:979–84.
4. Bi P, Whitby M, Walker S, Parton KA. Trends in mortality rates for infectious and parasitic diseases in Australia: 1907–1997. Intern Med J 2003 [cited 2020 Feb 12];33:152–62. DOI: 10.1046/j.1445-5994.2003.00354.x
5. Omran AR. The epidemiologic transition: a theory of the epidemiology of population change. Milbank Mem Fund Quart 1971; 49:509–38.
6. Jones KE, Patel NG, Levy MA, Storeygard A, Balk D, Gittleman JL, et al. Global trends in emerging infectious diseases. Nature 2008 [cited 2020 Mar 1]; 451:990–3. DOI: 10.1038/nature06536
7. MacLehose L, Mckee M, Weinberg J. Responding to the challenge of communicable disease in Europe. Science 2002 [cited 2020 Jen 19]; 295:2047–50. DOI: 10.1126/science.1070025
8. Ermakov SP, Antonyuk VV, Gavrilova NS, Evdokushkina GN. Factographic Automated Information Reference System (FAISS-"Potential"). In: K. Peter (ed.). Proceedings of the International Collaborative Effort on Automating Mortality Statistics, Volume 1. Hyattsville, MD: NCHS, 1999. DHHS Publication No.(PHS) 99-1252. 19-1-19-2.
9. López-Cuadrado T, Llácer A, Palmera-Suárez R, Gómez-Barroso D, Savulescu C, González-Yuste P, Fernández-Cuenca R. Trends in infectious disease mortality rates, Spain, 1980-2011. Emerg Infect Dis 2014 May; 20(5):782-9. doi: 10.3201/eid2005.131528.
10. Howell J, Pedrana A, Cowie BC, Doyle J, Getehun A, Ward J, at al. Aiming for the elimination of viral hepatitis in Australia, New Zealand, the Pacific Islands and Territories: where are we now and barriers to meeting WHO targets by 2030. J Gastroenterol Hepatol. 2018 Aug 27; [cited 2020 Mar 1]; 34(1): 40-48. DOI: 10.1111/jgh.14457
11. Rosińska M, Parda N, Stępień M. Hepatitis C in Poland in 2014. Przegl Epidemiol. 2016;70(3):386-394.
12. Покровский В.В., Ладная Н.Н., Покровская А.В. ВИЧ/СПИД сокращает число россиян и продолжительность их жизни. Демографическое обозрение 2017; 4(1); 65-82.
13. Santosa A, Wall S, Fottrell E, Högberg U, Byass P. The development and experience of epidemiological transition theory over four decades: a systematic review. Glob Health Action. 2014 May 15;7:23574. doi: 10.3402/gha.v7.23574.
14. Вишневский А.Г. Смертность в России: несостоявшаяся вторая эпидемиологическая революция. Демографическое обозрение 2014; 1(4): 5-40.
15. Филатов Н.Н., Линок А.В., Файзулоев Е.Б. Некоторые особенности проявлений эпидемического процесса при острых кишечных инфекциях в Москве. Журнал микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии 2016; (1):17-21
16. Stevenson EK, Rubenstein AR, Radin GT, Wiener RS, Walkey AJ. Two decades of mortality trends among patients with severe sepsis: a comparative meta-analysis. Crit Care Med 2014 Mar; 42(3):625-31. doi: 10.1097/CCM.0000000000000026
17. Taniguchi LU, Bierrenbach AL, Toscano CM, Schettino GP, Azevedo LC. Sepsis-related deaths in Brazil: an analysis of the national mortality registry from 2002 to 2010. Crit Care 2014 Nov 5; 18(6):608. doi: 10.1186/s13054-014-0608-8.

References

1. Bjerregaard P, Juel K. Avoidable deaths in Greenland 1968-1985: variations by region and period. Arctic Med Res 1990 Jul; 49(3):119-27.
2. Centres for Disease Control and Prevention. Achievements in public health: control of infectious diseases. MMWR Morb Mortal Wkly Rep 1999; 48:621–9.
3. Arkwright PD, David TJ. Past mortality from infectious diseases and current burden of allergic diseases in England and Wales. Epidemiol Infect. 2005;133:979–84.
4. Bi P, Whitby M, Walker S, Parton KA. Trends in mortality rates for infectious and parasitic diseases in Australia: 1907–1997. Intern Med J [Online] 2003 [cited 2020 Feb 12];33:152–62. DOI: 10.1046/j.1445-5994.2003.00354.x
5. Omran AR. The epidemiologic transition: a theory of the epidemiology of population change. Milbank Mem Fund Quart 1971; 49:509–38.
6. Jones KE, Patel NG, Levy MA, Storeygard A, Balk D, Gittleman JL, et al. Global trends in emerging infectious diseases. Nature [Online] 2008 [cited 2020 Mar 1]; 451:990–3. DOI: 10.1038/nature06536
7. MacLehose L, Mckee M, Weinberg J. Responding to the challenge of communicable disease in Europe. Science [Online] 2002 [cited 2020 Jan 19]; 295:2047–50. DOI: 10.1126/science.1070025
8. Ermakov SP, Antonyuk VV, Gavrilova NS, Evdokushkina GN. Factographic Automated Information Reference System (FAISS-"Potential"). In: K. Peter, editor. Proceedings of the International Collaborative Effort on Automating Mortality Statistics, Volume 1. Hyattsville, MD: NCHS, 1999. DHHS Publication No.(PHS) 99-1252. 19-1-19-2.
9. López-Cuadrado T, Llácer A, Palmera-Suárez R, Gómez-Barroso D, Savulescu C, González-Yuste P, Fernández-Cuenca R. Trends in infectious disease mortality rates, Spain, 1980-2011. Emerg Infect Dis 2014 May; 20(5):782-9. doi: 10.3201/eid2005.131528.
10. Howell J, Pedrana A, Cowie BC, Doyle J, Getehun A, Ward J, at al. Aiming for the elimination of viral hepatitis in Australia, New Zealand, the Pacific Islands and Territories: where are we now and barriers to meeting WHO targets by 2030. J Gastroenterol Hepatol. [Online] 2018 Aug 27; [cited 2020 Mar 1]; 34(1): 40-48. DOI: 10.1111/jgh.14457
11. Rosińska M, Parda N, Stępień M. Hepatitis C in Poland in 2014. Przegl Epidemiol. 2016;70(3):386-394.
12. Pokrovskiy VV, Ladnaya NN, Pokrovskaya AV. VICh/SPID sokrashchaet chislo rossiyan i prodolzhitel'nost' ikh zhizni [HIV/AIDS reduces the number of Russian population and their life expectancy]. Demograficheskoe obozrenie 2017; 4(1); 65-82. (In Russian).
13. Santosa A, Wall S, Fottrell E, Högberg U, Byass P. The development and experience of epidemiological transition theory over four decades: a systematic review. Glob Health Action. 2014 May 15;7:23574. doi: 10.3402/gha.v7.23574.
14. Vishnevskiy A.G. Smertnost' v Rossii: nesostoyavshayasya vtoraya epidemiologicheskaya revolyutsiya [Mortality in Russia: the failed second epidemiological revolution]. Demograficheskoe obozrenie 2014; 1(4): 5-40.(In Russian).
15. Filatov N.N., Linkok A.V., Fayzuloev E.B. Nekotorye osobennosti proyavleniy epidemicheskogo protsessa pri ostrykh kishechnykh infektsiyakh v Moskve [Some features of manifestations of epidemic process in acute intestinal infections in Moscow]. Zhurnal mikrobiologii, epidemiologii i immunobiologii 2016; (1):17-21. (In Russian).
16. Stevenson EK, Rubenstein AR, Radin GT, Wiener RS, Walkey AJ. Two decades of mortality trends among patients with severe sepsis: a comparative meta-analysis. Crit Care Med 2014 Mar; 42(3):625-31. doi: 10.1097/CCM.0000000000000026
17. Taniguchi LU, Bierrenbach AL, Toscano CM, Schettino GP, Azevedo LC. Sepsis-related deaths in Brazil: an analysis of the national mortality registry from 2002 to 2010. Crit Care 2014 Nov 5; 18(6):608. doi: 10.1186/s13054-014-0608-8.

Дата поступления: 21.01.2020

Добавить комментарий

Пожалуйста оставляйте комментарии только по теме. Вы можете оставить свой комментарий любым браузером кроме Internet Explorer старше 6.0
Имя:
E-mail
Комментарий:
Код:*