DOI: 10.21045/2071-5021-2025-71-6-20

¹Мелентьев А.В., ²Бабанов С.А., ²Лысова М.В., ³Дарюхина Е.А., ²Бабанов А.С., ⁴Острякова Н.А.
¹ФБУН «Федеральный научный центр гигиены имени Ф.Ф.Эрисмана» Роспотребнадзора, г. Мытищи, Россия
²ФГБОУ ВО «Самарский государственный медицинский университет» Министерства здравоохранения Российской Федерации, г. Самара, Россия
³ГБУЗ СО «Самарская городская больница №5», г. Самара, Россия
⁴ФГБУ «Санаторно-курортный комплекс «Сочинский», г. Сочи, Россия

Резюме

Актуальность. Статья посвящена исследованию цифровой (информационной) гигиены как нового направления гигиенической науки, обусловленного стремительным ростом цифровизации и информационной перегрузки в современном обществе. Актуальность работы связана с увеличением объема цифровых данных, распространением интернет-технологий и их негативным влиянием на когнитивное, эмоциональное и физическое здоровье человека, особенно среди молодежи.

Цель. Обосновать необходимость цифровой гигиены как инструмента снижения рисков, связанных с чрезмерным потреблением информации.

Материалы и методы. Исследование представляет собой аналитический обзор источников, представленных в eLibrary, Cyberleninka, PubMed, Scopus. Проводился поисковый запрос по ключевым словам: информационная гигиена, биоэтика, информационный стресс, профилактика. Всего было проанализировано 88 источников, отвечающих критериям данного поиска, из них 54 источников были включены в данное исследование.

Результаты. Данный обзор выявил ключевые проблемы: формирование клипового мышления, эмоциональный дистресс, синдром хронического информационного истощения и зависимость от цифровых технологий. Установлено, что более 50% респондентов испытывают трудности при отказе от интернета, а 67% молодежи не могут контролировать его использование.

Заключение. Выводы подчеркивают необходимость комплексного подхода к цифровой гигиене, включая образовательные программы, техники релаксации и институциональные меры. Рекомендовано внедрение нормативов информационной нагрузки, развитие медиаграмотности и применение психотерапевтических методов для снижения негативного воздействия цифровой среды.

Область применения результатов. Медицина труда, психогигиена, образовательные программы, разработка государственных нормативов в условиях цифровой трансформации общества.

Ключевые слова: цифровая гигиена; информационная перегрузка; клиповое мышление; синдром хронического информационного истощения; медиаграмотность.

Контактная информация: Мелентьев Андрей Владимирович, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Финансирование. Исследование не имело спонсорской поддержки.
Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов в связи с публикацией данной статьи.
Соблюдение этических стандартов. Данный вид исследования не требует прохождения экспертизы локальным этическим комитетом.
Для цитирования: Мелентьев А.В., Бабанов С.А., Лысова М.В., Дарюхина Е.А., Бабанов А.С., Острякова Н.А. Цифровая гигиена: проблемы биоэтики и профилактика информационного стресса. Аналитический обзор. Социальные аспекты здоровья населения [сетевое издание] 2025;

DIGITAL HYGIENE: BIOETHICS ISSUES AND INFORMATION STRESS PREVENTION
¹Melentev A.V., ²Babanov S.A., ²Lysova M.V., ³Daryukhina E.A., ²Babanov A.S., ⁴Ostryakova N.A.
¹Federal State Budgetary Institution "Federal Scientific Center of Hygiene named after F.F.Erisman", Mytishchi, Russia
²Samara State Medical University of the Ministry of Health of the Russian Federation, Samara, Russia
³State Budgetary Healthcare Institution «Samara City Hospital №5», Samara, Russia
⁴ Federal state budgetary institution "Sochinsky Sanatorium and Resort Complex", Sochi, Russia

Abstract

Significance. The article is devoted to the study of digital (information) hygiene as a new area of hygienic science, due to the rapid growth of digitalization and information overload in modern society. The relevance of the work is related to the increasing volume of digital data, the spread of Internet technologies, and their negative impact on human cognitive, emotional, and physical health, especially among young people.

Purpose. The subject of this research is a comprehensive study of the impact of the phenomenon of information overload on the psychophysiological state of modern humans, as well as the development of scientifically grounded tools for minimizing its negative consequences through targeted optimization of the information environment. The purpose of the work is to substantiate the need for digital hygiene as a tool for reducing the risks associated with excessive information consumption.

Materials and methods. The study is based on data from an analytical review of sources presented in the eLibrary, Cyberleninka, PubMed, Scopus. A search query was conducted using the following keywords: information hygiene, bioethics, information stress, prevention. A total of 88 sources that met the search criteria were analyzed, and 54 sources were included in this study.

Results. This review has identified key problems, including the formation of clip-based thinking, emotional distress, chronic information exhaustion syndrome, and digital technology addiction. It has been found that more than 50% of respondents have difficulty giving up the internet, and 67% of young people cannot control their use of it.

Conclusion. The findings highlight the need for a comprehensive approach to digital hygiene, including educational programs, relaxation techniques, and institutional measures. It is recommended to implement information load regulations, develop media literacy, and use psychotherapeutic methods to reduce the negative impact of the digital environment.

Keywords: digital hygiene; information overload; clip thinking; chronic information exhaustion syndrome; media literacy.

Corresponding author: Andrey V. Melentyev, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Information about authors:
Melentyev AV, https://orcid.org/0000-0002-1074-0841
Babanov SA, https://orcid.org/0000-0002-1667-737X
Lysova MV, https://orcid.org/0009-0007-7378-0852
Daryukhina EA, https://orcid.org/0009-0008-9637-3632
Ostryakova NA, https://orcid.org/0000-0001-5459-691X
Babanov SA, https://orcid.org/0009-0000-5053-9790
Acknowledgments. The study had no sponsorship.
Competing interests. The authors declare the absence of any conflicts of interest regarding the publication of this paper.
Compliance with ethical standards. This study does not require a conclusion from the Local Ethics Committee.
For citation: Melentyev A.V., Babanov S.A., Lysova M.V., Daryukhina E.A., Babanov A.S., Ostryakova N.A. Digital hygiene: bioethics issues and information stress prevention. Analytical Review. Social'nye aspekty zdorov'a naselenia [serial online] 2025; (In Rus).

Введение

В первой четверти двадцать первого век, особенно начиная с 2020 года (начала пандемии новой коронавирусной инфекции COVID-19, ускорившей процессы цифровизации и диджитализации бизнес-среды, общества, процессов производства) наблюдается стремительный рост накопления цифровых данных, рост цифровизации бизнес-процессов, производственных и общественных процессов, сферы оказания государственных услуг, который существенно влияет на различные сферы нашей жизни, трансформируя ее. От увеличения числа пользователей Интернета и развития Интернета вещей (IoT) до роста социальных медиа и электронной коммерции [1,2].

Непрерывное совершенствование цифровых технологий служит фундаментальным фактором лавинообразного накопления данных. Удешевление и одновременный рост производительности вычислительных устройств — от стационарных рабочих станций до смартфонов — ведёт к повсеместной цифровизации. Увеличение числа пользователей и интенсивности использования цифровых платформ закономерно влечёт за собой расширение объёмов создаваемой, передаваемой и хранимой информации. Согласно данным DigitalReport 2024, число интернет-пользователей (на момент проводимой оценки) в мире достигло 5,35 млрд, что составляет 66,2 % населения планеты [3]. При этом, наибольшее число пользователей наблюдалось в Китае – 1,05 млрд, за ним следуют Индия с 729 млн и Соединенные Штаты Америки с 311 млн. Данное явление, развивается по экспоненциальному закону и наблюдаемый цифровой (информационный) взрыв свидетельствует о цифровой трансформации и свидетельствует о формировании (рождении) цифровой эпохи [4-6].

Мы живем в эпоху информационного взрыва, где ежегодный прирост данных достигает 30%. Чтобы осознать масштаб, можно представить, что за год в мире на каждого человека — от младенца до старца — создается массив информации объемом 250 миллионов байт. Это равнозначно тому, что каждую секунду без остановки генерируется ~10 байт новых данных на персональный «аккаунт» человечества, непрерывно расширяя его коллективную цифровую вселенную [7].

В области цифровых технологий для количественного описания данных используются такие единицы, как «бит» и «байт» (1 Б = 8 бит). Эти величины применяются для измерения, в частности, емкости запоминающих устройств и объема памяти, потребляемого программным обеспечением. Сложившаяся практика употребления приставок системы СИ (Международной системы единиц) совместно с термином «байт» носит устоявшийся, хотя и не строго корректный с точки зрения метрологии характер. Так, в вычислительной технике принято, что 1 килобайт (КБ) соответствует 2¹⁰ = 1024 байтам, а не 10³ = 1000. Эта же логика, основанная на двоичной системе счисления, распространяется на мегабайты (1 МБ = 1024 КБ), гигабайты (1 ГБ = 1024 МБ) и последующие единицы. Для сравнения, пропускная способность каналов передачи биологических данных также оценивается в этих единицах. Например, скорость передачи информации по волокнам зрительного нерва человека достигает 10⁹ бит в секунду [8]. Скорость запоминания визуальной или вербальной информации 2 бит/c; а весь объем памяти человека в течение жизни 109 –1020 бит [9].

Все это определяет актуальность выделения цифровой (информационной) гигиены, как отдельного раздела гигиенической науки, предтечей которой явилась гигиена умственного труда, вопросами которой занимались еще Ф.Ф. Эрисман и В.Л. Левицкий [10] и которая терминологически была обоснована А.Л. Ереминым и Эдуардо Гельбштейном [11,12]. В западной научной мысли утвердился подход, согласно которому цифровая гигиена представляет собой набор стратегий, позволяющих нивелировать риски формирования дисфункциональных и поведенческих схем, обусловленных цифровизацией. В этой перспективе её развитие непосредственно связывается с задачами профилактики отклонений, возникающих под воздействием информационно-коммуникационных технологий в условиях постмодернистского социального ландшафта [1,12].

Предмет исследования представляет собой комплексное изучение влияния феномена информационной перегрузки на психофизиологическое состояние современного человека, а также разработку научно обоснованного инструментария для минимизации её негативных последствий через целенаправленную оптимизацию информационной среды. Цель исследования — обосновать необходимость цифровой гигиены как инструмента снижения рисков, связанных с чрезмерным потреблением информации.

Материал и методы

Исследование представляет собой аналитический обзор источников, представленных в eLibrary, Cyberleninka, PubMed, Scopus. Проводился поисковый запрос по ключевым словам: информационная гигиена, биоэтика, информационный стресс, профилактика. Всего было проанализировано 88 источников, отвечающих критериям данного поиска, из них 54 источника были включены в данное исследование.

Результаты

В рамках научной школы И.А. Молодцовой и ее коллег информационная гигиена определяется как самостоятельное направление гигиенической науки. Ее предметом выступают закономерности воздействия информационных потоков на состояние индивида и социума, включая психическое и соматическое здоровье, уровень функциональных возможностей, социальное благополучие и продолжительность жизни. Практической целью данной дисциплины является разработка нормативных требований к информационной среде, а также системы мер, направленных на ее оздоровление и повышение эффективности когнитивной деятельности человека [13].

Важным направлением современной гигиены становится анализ и нормирование профессиональной деятельности в условиях цифровой реальности, направленные на минимизацию присущих ей рисков. Как справедливо отмечал Э.И. Денисов, интенсификация умственного труда на фоне постоянно растущих информационных потоков закономерно приводит к повышению психоэмоционального напряжения. Эта взаимосвязь формирует четкую причинно-следственную парадигму: внедрение инновационных технологий порождает ранее неизвестные факторы профессионального риска, которые, в свою очередь, ведут к возникновению новых форм профессиональных заболеваний и ставят перед гигиенической наукой принципиально новые задачи [14].

Возникло понятие – «информационного загрязнения» (polution), и зарождается новое направление – «информационная экология», "информационная перегрузка" (overload) [15-17]. При этом в рамках научной специальности 3.2.4. медицина труда, а также научных исследованиях в области медицины труда можно говорить об цифровой «информационной» гигиене с позиций информационной нагрузки на работника, прежде всего работника IT-сферы (по аналогии с шумовой, пылевой и др.). Также возникают вопросы и потребность ее гигиенической регламентации и гигиенического нормирования. В научных исследованиях появляются и обсуждаются различные новые концепции оценки и измерения цифрового (информационного) потока и оценки (измерения) интеллектуальной деятельности. Несмотря на наличие утверждённой нормативной базы в сфере интеллектуального труда (включая Руководство Р 2.2.2006–05, Методические рекомендации МР 2.2.9.2311–07 и СанПиН СП 2.2.2.1327–03), в ней наблюдается существенный методологический пробел. Ключевым недостатком является отсутствие унифицированной системы понятий, таких как «количество информации», а также научно обоснованных гигиенических нормативов для оценки параметров информационного воздействия (скорости его поступления, интенсивности когнитивной переработки). Данное упущение затрудняет формирование конкретных рекомендаций по оптимизации режимов умственной деятельности, образовательного процесса и досуга.

Данные аналитического агентства We Are Social свидетельствуют о достижении важного технологического рубежа: свыше половины человечества сегодня обладает смартфонами и постоянным доступом к глобальной сети. Параллельно с этим феномен социальных сетей приобрел поистине планетарный охват, вовлекая в свою орбиту практически каждого второго человека на Земле, имеющего как минимум одну активную учетную запись, так Facebook — 3 070 млн активных пользователей, Instagram — 2 000 млн активных пользователей (признаны экстремистской организацией в РФ), TikTok — 1 590 млн активных пользователей, WeChat — 1 380 млн активных пользователей, Telegram — 950 млн активных пользователей (де-факто соцсеть + мессенджер), ВКонтакте (VK) – главная соцсеть в РФ, Одноклассники – популярна среди старшего поколения. Согласно исследованиям, цифровая активность достигла невероятной интенсивности: среди населения Земли в возрасте 16–64 лет примерно 33% проводят в интернете от шести до восьми часов ежесуточно. Примечательно, что пользователи из России демонстрируют показатели выше среднемировых, уделяя онлайн-среде в среднем более семи часов в день [17].

Цифровую (информационную) гигиену в ее современном понимании, исходя из классических гигиенических подходов, сформулированных Ф.Ф. Эрисманом, определяющих цели гигиены как «области медицины, изучающей влияние условий жизни и труда на здоровье человека...» [18], она представляет собой формирующуюся междисциплинарную область знаний в структуре профилактической медицины. Ее методологический аппарат интегрирует наработки таких научных направлений, как физиология труда, психогигиена, социальная психология, социология здоровья и конфликтология. Парадокс информационного воздействия заключается в том, что, будучи по своей природе физическим фактором, оно опосредует прежде всего социальные и психологические эффекты. На фоне роста традиционных заболеваний, ассоциированных с информационной нагрузкой [10] отмечается появление принципиально новых нозологических форм и патологических состояний. К их числу относятся: компьютерный зрительный синдром [19]; различные формы аддикций, в том числе телевизионная, от социальных сетей [20,21]; специфические фобии [22]; интернет-мании [23]; лудомания – зависимость от компьютерных игр [24]; а также депрессивные и суицидальные виды поведения, индуцированные цифровой средой [25,26]. Следует признать, что новые вызовы требуют и новых адекватных гигиенических подходов с позиций формирующейся цифровой (информационной) гигиены.

Комплексное изучение цифровых следов и данных социологических опросов позволяет утверждать, что молодые россияне представляют собой уязвимую категорию в условиях современных информационных вызовов. Интеграция интернет-ресурсов и цифровых сервисов в их повседневную жизнь достигла такой глубины, что стала ключевым элементом конструкта их социальной реальности. Почти все опрошенные молодые люди — 94% — ежедневно подключаются к Интернету и в среднем проводят в сети не менее пяти часов за день. Их действия в цифровом пространстве разнообразны: каждый из них называет не менее семи разных целей использования Интернета, включая общение, поиск информации, развлечения, выполнение рабочих и учебных задач, а также другие виды активности.

Интенсивное использование Интернета прочно вошло в повседневную жизнь большинства молодых людей, и идея отказаться от этого ресурса вызывает у них заметное эмоциональное напряжение. Лишь четверть опрошенных заявили, что могут без проблем принять такую перспективу. Более того, даже те, кто намеревался временно прекратить использование Интернета, на практике часто сталкивались с невозможностью выполнить этот замысел: 67% респондентов сообщали о своем желании устроить паузу в интернет-активности, но при этом не смогли воплотить это в жизнь. Интеграция разрозненных данных позволяет констатировать укоренение информационных технологий в качестве базового элемента жизненного мира молодежи. Эта онтологическая интеграция обусловливает императивные разработки и внедрения практик цифровой гигиены как ответа на вызовы цифровизации [27].

В рамках исследования был реализован эксперимент, в ходе которого студентам-первокурсникам политехнического вуза было предложено добровольно провести 24 часа в условиях полной цифровой депривации — исключив использование интернета, мессенджеров, поисковых систем и приложений — с последующей фиксацией переживаний в формате эссе. Целью являлся анализ спектра психологических реакций и выявление общих паттернов восприятия подобного опыта. Из 112 потенциальных участников, мотивированных дополнительным баллом, 42 человека отказались от старта, а 4 не смогли завершить испытание. Примечательно, что порядка половины выполнивших задание респондентов выразили категорическое нежелание повторять этот опыт. Полученные данные свидетельствуют о глубокой интеграции цифровой среды в повседневность молодежи. Около трети участников открыто признали трудность выполнения задачи и осознали степень своей зависимости от онлайн-пространства. Примерно 25% столкнулись с повышенной тревожностью, вызванной невозможностью проверить соцсети и сообщения, что сопровождалось чувством социальной изоляции. Более 30% описали состояние экзистенциальной скуки и ощущение «пустого», неструктурированного времени [28].

Неконтролируемое поглощение цифрового контента оказывает детерминирующее воздействие на когнитивно-аффективную сферу личности. Ключевым трансформациям подвергается структура мышления, приобретая характеристики клиповости. Данный феномен реализуется через фрагментарное, дискретное восприятие информации, при котором целостные образы подменяются совокупностью разрозненных, слабосвязанных смысловых «осколков», оперирующим преимущественно визуальными образами, краткими смысловыми отрывками и ситуативными сценами. Для данного когнитивного стиля характерна высокая скорость обработки гетерогенных информационных потоков при их поверхностном усвоении, быстром переключении между разрозненными контекстами и выраженными сложностями при работе со структурированными массивами данных — особенно в профессиональной или аналитической сфере. Это существенно ограничивает возможности критического осмысления, систематизации и глубинной интерпретации информации [29].

Клиповое мышление выступает прямой противоположностью системному подходу к обработке данных, где ключевую роль играют критический анализ, фильтрация и структурирование информации. Глубокое погружение в контент, характерное для системного мышления, закономерно снижает скорость обработки данных и ограничивает возможность быстрого переключения между разнородными информационными потоками. Со стороны эмоциональной сферы избыток информации, особенно содержащей сильную эмоциональную окраску, приводит к перегрузке и развитию дистресса. Это состояние способно трансформироваться в устойчивые психические или психосоматические расстройства [30]. Важно отметить, что негативные изменения в когнитивной и эмоциональной сферах взаимно усиливаются: клиповое мышление избирательно фокусируется на эмоционально заряженном контенте, что поддерживает постоянную стимуляцию аффективной сферы. В свою очередь, хронический дистресс нарушает нейроэндокринную регуляцию, что приводит к дальнейшему ослаблению когнитивных функций — снижению критичности мышления [31] и способности к долгосрочному планированию [32]. Таким образом, формируется порочный круг, ведущий к деформации личности и искажению жизненной траектории индивида. Учитывая тотальный характер цифровизации и интеграции интернет-среды во все области жизни, можно прогнозировать дальнейший рост рисков, связанных с негативным воздействием информации на психическое и соматическое здоровье человека.

Информационные перегрузки (прежде всего в среде школьной, студенческой, а также рабочей молодежи) приводят к тому, что головной мозг запускает адаптационные механизмы, которые, однако, носят компенсаторно-деструктивный характер. Ключевым таким механизмом является фрагментация поступающих данных и формирование клипового формата мышления. Эта нейрокогнитивная адаптация приводит к системному снижению способности к целостному синтезу информации, критическому анализу и формированию сложных взаимосвязанных концептуальных моделей. При этом противостоять данному феномену возможно только через понимание философских основ цифровой (информационной) гигиены: любому действию необходимо противодействие, с позиций разработки регламентов и нормативов цифровой (информационной) гигиены [33].

Феномен информационной перегрузки выступает средовым триггером, провоцирующим ситуацию, в которой экспоненциальный рост объема поступающих данных коррелирует со снижением продуктивности их обработки, глубины анализа и качества интерпретации. Этот комплексный подход позволяет рассматривать информационную перегрузку как системное явление, возникающее на пересечении когнитивных ограничений человека и интенсивности современной медиасреды.

Медиашум представляет собой фоновый режим потребления медиатекста — дискретной единицы массового информационного потока, интегрирующей вербальные, визуальные, звуковые и мультимедийные компоненты [34]. Его ключевой характеристикой является принудительность, вынуждающая индивида к непрерывному восприятию разрозненных сигналов без возможности смысловой селекции. В контексте теории информационного стресса В.А. Бодрова медиашум создает дисбаланс между требованиями медиасреды (высокая скорость, объем и эмоциональная насыщенность контента) и ограниченными когнитивными ресурсами индивида. Этот диссонанс возникает на стыке энергетических и информационных процессов: фоновые медиапотоки автоматически активируют физиологические механизмы мобилизации, неадекватные реальным задачам, что приводит к нерациональному расходованию психической энергии.

Особенностью данного процесса является его автономность — регуляция энергетического состояния при переработке медиашума происходит непроизвольно, beyond conscious control. Эмоционально окрашенные стимулы, обрабатываемые на дологическом уровне, оказывают мгновенное и интенсивное воздействие на энергетический баланс организма [35]. Таким образом, медиашум принудительно активизирует когнитивные ресурсы через эмоциональные механизмы, формируя цикл непродуктивной умственной нагрузки и способствуя развитию хронического информационного стресса [36].

Результаты анкетирования, проведенного в рамках научно-исследовательской работы, подтверждают, что информационный шум на рабочем месте мешает больше половине сотрудников в ИТ-подразделении. К информационному шуму, в данном опросе, относились: уведомления (телефон, компьютер), Социальные сети на телефоне, звонки, различные новости. Все это приводит к формированию синдрома хронического информационного истощения (хронической информационной усталости), который является современным феноменом, связанным с постоянным воздействием большого объема информации, оказывающим негативное влияние на когнитивное, эмоциональное и физическое состояние человека [37].

Современное общество находится в состоянии непрерывного информационного воздействия. Объем передаваемой информации в мире удваивается каждые 2-3 года, а среднестатистический человек ежедневно сталкивается с потоками, превышающими его когнитивные возможности. Появление смартфонов, социальных сетей, новостных агрегаторов и мессенджеров изменило привычный образ жизни. Так большинство населения регулярно пользуются не только социальными сетями, но и различными мессенджерами.

В этих условиях, постоянного, непрекращающегося информационного потока, информационной перегрузки, возникает синдром информационной усталости, синдром хронического информационного истощения. При этом еще Томас Беддоуз, врач конца XVIII века, критиковал информационное перенасыщение, предтеча современного цифрового (информационного) перенасыщения, называя его «тиранией быстрого и отрывочного чтения», что, по его мнению, вызывало мозговые расстройства, в том числе выраженные расстройства сна. С новыми технологиями и развитием гаджетов проблемы со сном становятся всё чаще. Одним из важных механизмов развития инсомнии на фоне полного благополучия при использовании социальных сетей может являться механизм гиперактивации. Гиперактивация представляет собой избыточную работу мозговых систем организации бодрствования (центров бодрствования), что затрудняет наступление сна или приводит к частым пробуждениям [38]. Это состояние может сопровождать человека на протяжении всей жизни или же развиться после воздействия триггерных факторов [39].

В 1996 году Дэвид Льюис ввел термин «information fatigue syndrome» для обозначения состояний, возникающих вследствие информационной перегрузки: тревожности, раздражительности, бессонницы, снижения концентрации. Эти проявления с тех пор активно исследуются в разных научных дисциплинах: психологии, социологии, медицине, нейронауках и информационных технологиях. Д.Шенк считает, что информационный шум и «информационный смог» затрудняют принятие решений, снижают качество жизни и подрывают ментальное здоровье: «Раньше информация была такой же редкой и ценной, как золото. Сейчас она настолько недорогая и доступная, что большая её часть в итоге остаётся невостребованной и уничтожается, как бесполезный мусор В этом и заключается первый великий парадокс информационного изобилия: мы становимся настолько информационно подкованными, что воспринимаем многое из того, что у нас есть, как нечто само собой разумеющееся» [40].

Как отмечает российско-белорусский ученый профессор К.И. Прощаев, на первом этапе развития синдрома информационной усталости ключевую роль играют такие факторы, как информационная перегрузка, гиподинамия и вынужденное положение тела. Эти воздействия способствуют формированию соматоформной вегетативной дисфункции, которая, как подчеркивает автор: «Может быть успешно купирована при устранении провоцирующих условий. Однако при длительном пребывании в так называемой squeezed-среде – среде, высокой плотности информационного и сенсорного давления, происходят более глубокие изменения» [41]. Развивается биохимический дисбаланс в системе нейроиммуноэндокринной регуляции, повышается выработка провоспалительных сигнальных молекул, снижается уровень антивоспалительных, усиливаются процессы оксидативного стресса и запускаются иные патологические механизмы.

Другие авторы, такие как: И.Н. Захарова, О.А. Громова, Т.М. Творогова, Э.Б. Мумладзе, И.И. Пшеничникова утверждают: «Ведущим клиническим признаком синдрома хронической усталости является немотивированная усталость, не проходящая после отдыха и не объяснимая медицинскими причинами. Помимо выраженной общей слабости синдром хронической усталости включает в себя целый ряд таких соматических симптомов, как головные, мышечные, суставные боли, диспептические явления, отсутствие аппетита.». Отдельно они выделяют: «...отмечаются жалобы на боли в горле при глотании, субфебрилитет... Нарушения цикла сон–бодрствование проявляются в виде трудностей засыпания, неглубокого прерывистого сна, устрашающих сновидений, дневной сонливости, а у некоторых детей – в виде гиперсомнии» [42].

Информационная усталость может рассматриваться с различных теоретических позиций. В когнитивной психологии она ассоциируется с когнитивной перегрузкой. Теория когнитивной нагрузки Дж. Своллоу указывает на ограниченность рабочей памяти и невозможность эффективно перерабатывать избыточные данные. Это приводит к утрате способности к логическому анализу и суждению, о чем нами уже говорилось выше.

В нейропсихологии подчеркивается роль дофаминергических систем, вовлеченных в поисковую активность. Постоянный приток информации стимулирует выработку дофамина, вызывая эффект, схожий с зависимостью. В условиях отсутствия контроля над информационным потреблением формируется невротизация и эмоциональное выгорание. Продолжительная активация сети бдительности может истощать ресурсы мозга, снижая эффективность восприятия и вызывая ощущение умственного утомления.

Активация системы поощрения мозга при взаимодействии с цифровыми платформами (такими как соцсети) инициирует усиленный синтез дофамина в вентральной области покрышки и чёрной субстанции. Нейроны, продуцирующие дофамин, проецируются на прилежащее ядро и полосатое тело — зоны, для формирования привычек и состояний. Отдельный канал дофаминовой передачи направляется к центрам позитивного подкрепления в гипоталамусе, а затем — в префронтальную кору, что создаёт нейробиологическую основу возникновения удовольствия и волевого контроля. Дофамин является драйвером поискового и целевого поведения. Усилению этого эффекта способствует характер контента в соцсетях: его клиповость, эмоциональная окрашенность и высокая интенсивность стимуляции, что приводит к учащённым выбросам дофамина и способствует развитию поведенческой зависимости [43].

С социологической точки зрения, информационная усталость (синдром хронического информационного истощения) связана с медиакультурой постмодерна, которая поощряет гиперпотребление данных. Современное общество живет в «реальности» имитаций, где информация теряет смысл, а усталость становится реакцией на бессмысленное насыщение. Также этот синдром можно рассматривать, как компонент цифрового (информационного) выгорания, связанного с отсутствием навыков саморегуляции и цифровой (информационной) гигиены [44,45]. Синдром хронического информационного истощения сопровождается когнитивными синдромами: снижением концентрации, трудностями запоминания, невозможностью сосредоточиться на задаче, фрагментарным (клиповым) мышлением; эмоциональными симптомами: раздражительностью, тревожностью, апатией, выгоранием, эмоциональным оцепенением; физиологическими симптомами, такими как: головными болями, бессонницей, быстрой утомляемостью, ухудшением зрения.

Работа В.А. Абрамовой и О.В. Заяц на базе данных, проведенного опроса студентов Гродненского государственного медицинского университета показала высокую распространенность симптомокомплекса, ассоциированного с синдромом хронического информационного истощения, в студенческой среде. Данное состояние характеризуется выраженной клинической картиной и является значимой проблемой для данной социально-демографической группы. «По результатам исследования отмечали у себя напряжение в области шеи 42,7% студентов, присутствует ощущение в области глаз и во рту у 61% студентов, планируют заранее свое время 13,1% студентов, у 52,9% студентов присутствует чувство разбитости утром, имеются проблемы с концентрацией внимания, на вопрос «Сколько времени проводите в университете?» - 53,5% более 6 часов, 39,9% 5-6 часов; на подготовку к занятиям у 34,3% респондентов тратит больше 4 часов, на вопрос «Сколько часов вы спите?» - 37,1% указало, что 7 часов, 46,9% 6 часов и менее; после рабочего дня «вертятся» ли отрывки услышанных фраз, музыки?» - 59,2,6% опрошенных сказали, что часто» [46].

Термин «медиабулимия», возникший в начале XXI века, представляет собой терминологическую метафору, построенную по аналогии с клинической картиной нервной булимии — компульсивным потреблением с последующим «очищением» [47,48]. Однако концептуальные истоки этого явления восходят к середине двадцатого века, когда в научный дискурс вошло понятие «информационная перегрузка». Впервые данный термин был введен в 1964 году американским политологом Бертрамом Гроссом в монографии «Управление организациями: административная борьба» [49], где он анализировал когнитивные ограничения принятия решений в условиях избытка данных. Широкое распространение концепция получила благодаря работе футуролога Элвина Тоффлера «Шок будущего» (1970), предсказавшего, что ускорение технологического прогресса приведет к когнитивному дисбалансу между человеческой психикой и объемом поступающей информации [50]. Одной из особенностей современного общества являются перемены, происходящие так быстро, что «вчерашние истины вдруг оказываются фикцией, и большинство самых одаренных и интеллигентных членов общества признают, что справляться с лавиной новых знаний даже в очень узкой области чрезвычайно трудно» [51].

Экспоненциальный рост информационных потоков порождает характерную для постиндустриального общества дилемму — феномен сверхвыбора. Как отмечал Э. Тоффлер, современный человек сталкивается не с дефицитом альтернатив, а с парализующим изобилием возможностей, что приводит к когнитивной перегрузке [50]. Футуролог интерпретировал «шок будущего» как состояние, вызванное информационной гиперинфляцией, которое проявляется через: психофизиологический дистресс, дезориентацию в принятии решений, истощение адаптационных ресурсов организма. Особую значимость эти выводы приобретают в цифровую эпоху, когда скорость информационных изменений на порядки превышает показатели 1970-х годов, а феномен сверхвыбора трансформировался из теоретической концепции в повседневную реальность. Медиабулимия представляет собой модификацию информационной перегрузки в условиях цифрового общества [52-54].

Обсуждение полученных результатов

Обобщенные данные подтверждают, что цифровая перегрузка стала серьезной проблемой современного общества, оказывая комплексное негативное воздействие на когнитивные функции, эмоциональное состояние и физическое здоровье. Полученные данные демонстрируют высокую распространенность цифровой зависимости, формирование патологической привязанности к цифровым технологиям. Особую тревогу вызывает выявленная у 67% респондентов неспособность контролировать время пребывания онлайн даже при осознании проблемы [55].

Когнитивные нарушения выявляются в виде развития клипового мышления, зафиксированного у испытуемых, и соответствуют данным нейрофизиологических исследований о перестройке нейронных сетей при постоянном потреблении фрагментированной информации. Это подтверждает необходимость пересмотра образовательных методик с учетом новых цифровых реалий.

Отмечаются физиологические последствия, такие как выявленные симптомы (нарушения сна, головные боли, снижение концентрации) коррелируют с концепцией "информационного стресса", что требует разработки новых гигиенических нормативов для цифровой среды, аналогичных существующим стандартам для других вредных факторов.

Определяются социальные аспекты, данные о медиабулимии и "шоке будущего" подчеркивают необходимость институциональных решений - от законодательного регулирования цифрового контента до внедрения программ медиаграмотности в образовательных учреждениях.

Особого внимания заслуживает выявленный парадокс: несмотря на осознание негативных эффектов (59,2% респондентов отмечали постоянное "прокручивание" полученной информации), большинство участников не готово добровольно ограничивать цифровое потребление. Это указывает на необходимость комплексного подхода, сочетающего: индивидуальные стратегии цифровой гигиены, корпоративные программы профилактики цифрового выгорания, государственные меры по нормированию информационной нагрузки. Перспективным направлением дальнейших исследований представляется разработка объективных методов оценки информационной нагрузки и создание стандартизированных инструментов для диагностики цифрового переутомления [56].

Заключение

Синдром хронического информационного истощения требует не только индивидуальной, но и институциональной стратегии преодоления. Среди эффективных методов выделяют: развитие критического мышления и медиаграмотности (посредством образовательных программ и тренингов), внедрение цифровой (информационной) гигиены: контроль времени у экрана, осознанный отказ от мессенджеров, временное «цифровое голодание», применение техник релаксации: дыхательные практики, осознанность, йога, медитация, организация среды: минимизация уведомлений, четкая структура задач, отфильтрованные источники, использование программ и расширений, блокирующих избыток новостей и нецелевых сайтов. Также необходимы психотерапевтические подходы: когнитивно-поведенческая терапия, работа с тревожностью, консультации по управлению стрессом. Осознанное потребление информации — основа для снижения уровня информационной усталости. Только через комплексный подход возможно сформировать здоровую информационную среду и сохранить ментальное здоровье в условиях цифровой трансформации, цифрового общества, цифровой реальности.

Библиография

1. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. Пер. с англ. Москва: Academia, 1999. 956 с.
2. Дмитриев А.П., Лейба С.Ш. Стремительный рост цифровых данных: анализ мировых трендов и прогноз развития в России/ Региональная и отраслевая экономика 2024;1:141–152. DOI: 10.47576/2949-1916.2024.1.1.019.
3. Carolina Muñiz. The number of internet users in the world grows by 1.8 % and reaches 5.35 billion (2024). Режим доступа: https://marketing4ecommerce.net/en/number-of-internet-users-in-the-world/ (Дата обращения: 01.02.2024).
4. Пояркова В.С. Bigdata в деятельности российских и зарубежных организаций. Современные методы, модели и технологии управления социально-экономическими системами: материалы научно-практической конференции (Калуга, 08 декабря 2022 года). Калуга: Эйдос, 2023. С. 215-223.
5. Бабына Д.А. Развитие стриминговых сервисов в условиях цифровых трансформаций медиасистемы России. Меди@льманах. 2023;6:85−92. DOI: 10.30547/ mediaalmanah.6.2023.8592.
6. Вартанова Е.Л. «Пересборка» медиа: актуальные процессы трансформации в условиях цифровизации. Меди@льманах. 2023;3:8–16. DOI: 10.30547/ mediaalmanah.3.2023.816
7. Бухтияров И.В., Денисов Э.И., Еремин А.Л. Основы информационной гигиены: концепции и проблемы инноваций. Гигиена и санитария. 2014;4:5-9
8. Гудинова Ж.В. и др. К вопросу разработки основ информационной гигиены. Современные проблемы науки и образования. 2014;3: Режим доступа: https://science-education.ru/ru/article/view?id=13738 (Дата обращения: 08.08.2025)
9. Koch K., Segev R., McLean J., Balasubramanian V., Freed M., Berry M.J. et al. Information traffic on neural cable. Abstracts. Cosyne 2006. Computational & Systems Neuroscience 2006: 69.
10. Эрисман Ф.Ф. Краткий учебник по гигиене. Москва: типогр. Г.И. Простакова, 1898.
11. Информационная гигиена и профилактическая медицина общественного здоровья. В кн.: Еремин А.Л. Ноогенез и теория интеллекта. Краснодар: СовКуб, 2005. С.161-205.
12. Gelbstein E. Good Digital Hygiene: guide to staying secure in cyberspace. [S. l.: s. n.], 2006. 86 p. 18.
13. Молодцова И.А., Максимова Е.А., Сливина Л.П. Информационная гигиена: общетеоретическая оценка проблемы. НБИ технологии 2018;12:25–29.
14. Денисов Э.И. Роботы, искусственный интеллект, дополненная и виртуальная реальность: этические, правовые и гигиенические проблемы. Гигиена и санитария 2019;98(1):5–10.
15. Landauer T.K. How much do people remember? Some estimates of the quantity of learned information in long-term memory. Cogn. Sci. 1986; 10 (4): 477–93.
16. Денисов Э.И. и др. Информация как физический фактор: проблемы измерения, гигиенической оценки и ИТ-автоматизации. Медицина труда и промышленная экология 2014;1:43-47.
17. Герасюкова М. Чуть меньше сна: сколько времени россияне сидят в интернете. Газета.Ru. Режим доступа: https://www.gazeta.ru/tech/2020/02/12/12956929/we_are_social.shtml (Дата обращения: 23.02.2024).
18. Руководство к гигиене, обработанное по лучшим и современным сочинениям д-ром мед. Ф.Ф. Эрисманом. Часть 1. Санкт-Петербург: Печатня Головина; 1872.
19. Reddy SC, Low CK, Lim YP, Low LL, Mardina F, Nursaleha MP. Computer vision syndrome: a study of knowledge and practices in university students. Nepal J Ophthalmol. 2013;5(2):161-8. DOI 10.3126/nepjoph.v5i2.8707
20. Kubey R., Csikszentmihalyi M. Television Addiction Is No Mere Metaphor. Scientific American. 2002;2:48-55.
21. Karaiskos D. et al. Social network addiction: a new clinical disorder? European Psychiatry. 2010;25:855.
22. Krajewska-Kułak E. at al. Problematic mobile phone using among the Polish and Belarusian University students. Progress in Health Sciences. 2012;1:45-50.
23. Swan M. Sensor Mania! The Internet of Things, Wearable Computing, Objective Metrics, and the Quantified Self 2.0. Journal of Sensor and Actuator Networks. 2012;1(3):217-53.
24. Brus A. A young people’s perspective on computer game addiction. Addiction Research & Theory. 2013;5:365-75.
25. Rosenquist J.N., Fowler J.H., Christakis N.A. Social network determinants of depression. Molecular Psychiatry. 2011;16:273–81.
26. Stieger S. at al. Who Commits Virtual Identity Suicide? Differences in Privacy Concerns, Internet Addiction, and Personality Between Facebook Users and Quitters. Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking. 2013;9:629-34.
27. Руденкин Д.В. Уровень развития навыков цифровой гигиены современной российской молодежи: итоги социологического исследования. Социодинамика. 2022;1 DOI: 10.25136/2409-7144.2022.1.37487 Режим доступа: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=37487
28. Пылькин А.А, Серкова В.А., Пылькина М.С. Проблема информационной гигиены и актуальность позднеантичной этики. Уровень жизни населения регионов России. 2021;17(3):399–406. DOI: 10.19181/lsprr.2021.17.3.10
29. Колобаев В.К., Синицына Т.А. Клиповое мышление – новый этап в развитии мышления современных учащихся. Наукосфера. 2022;2(1):57–62.
30. Колмогорцева А.А., Рыльская Е. А. Индивидуально-психологические особенности личности с интернет-зависимостью. Психология. Психофизиология. 2021;1(1):14–22.
31. Мадоян М.А. К вопросу о взаимосвязи эмоциональных, когнитивных и физиологических процессов при стрессе. Текст: электронный. NovaInfo. 2022;134:127–129. Режим доступа: https://novainfo.ru/article/19384 (Дата обращения: 10.12.2022).
32. Ениколопов С.Н. Информационное давление как источник стресса и снижения долгосрочных ориентаций. Социодиггер 2021;2(9):85–87.
33. Булатов В.В. Философские основы цифровой гигиены жизни. Вестник Тверского государственного университета. Серия «Философия». 2021;3:68–75.
34. Киселев А.Г. Теория и практика массовой информации: подготовка и создание медиатекста: учебник для вузов. Санкт-Петербург: Питер, 2011. 400 с.
35. Бодров В.А. Информационный стресс: учеб. пособие для вузов. Москва: ПЕР СЭ, 2000. 352 с.
36. Полянина А.К. Феномен медиашума: рискогенность фонового медиапотребления. Вестник Томского государственного университета Философия. Социология. Политология. 2020;57:215-223.
37. Сапрыкин И.В. Влияние информационного шума на производительность сотрудников ИТ подразделения. Международный научный журнал «Вестник науки». 2023;12(69):1106-1124.
38. Roth T. Insomnia: definition, prevalence, etiology, and consequences. J Clin Sleep Med. 2007;3(Suppl.5):S7–10. DOI: 10.5664/jcsm.26929.
39. Полуэктов М.Г., Пчелина П.В. Хроническая инсомния: современная модель «трех П» и основанные на ней методы лечения. Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2015;115(12):141–147. DOI: 10.17116/jnevro2015115112141-147.
40. Shenk D. Data smog: surviving the information glut. New York: Harper Edge; 1997. 250 p.
41. Прощаев К.И., Жабоева С.Л. Синдром хронического информационного истощения (squeezed-синдром) и сестринская практика. Медицинская сестра 2018;(5):4-6. DOI: 10.29296/25879979-2018-05-01
42. Захарова И.Н., Громова О.А., Творогова Т.М. и др. Синдром хронической усталости у детей и подростков: как им помочь и чем лечить? Consilium Medicum. Педиатрия. 2016; 3: 83–87.
43. Шабанов, П.Д., Лебедев А.А., Мещеров Ш.К. Дофамин и подкрепляющие системы мозга. Санкт-Петербург. Уань, 2002. 208 с.
44. Стрижаков Л.А., Бабанов С.А., Винников Д.В., Мелентьев А.В., Острякова Н.А., Агаркова А.С., Кирюшина Т.М. «Эффект здорового рабочего» и профессиональный отбор в промышленной медицине. Врач. 2024;32(12):20-28.
45. Мелентьев А.В., Бабанов С.А., Стрижаков Л.А., Винников Д.В., Острякова Н.А. Проблемы профессионального отбора и эффект здорового рабочего в медицине труда. Здравоохранение Российской Федерации. 2021; 65(4):394-399 DOI: 10.47470/0044-197X-2021-65-4-394-399.
46. Абрамова В.А., Заяц О.В. Изучение распространенности симптомов хронического информационного истощения среди студенческой молодежи. Международный студенческий научный вестник. 2022;1. Режим доступа: https://eduherald.ru/ru/article/view?id=20807 (Дата обращения: 08.08.2025).
47. Хакимова Е.М. Медиабулимия: осмысление концепта носителями языка. Вестник Челябинского государственного университета. 2023;2:134–141.
48. Шрайбер А. М. Информационная перегрузка или жизнь в эпоху «золотых рыбок» // PR и реклама: традиции и инновации. Связи с общественностью: смыслы и технологии: материалы Всероссийских научно-практических конференций с международным участием: в 3 ч. Ч. 3. Красноярск, 2022. С. 305–310.
49. Gross B.M. The managing of organizations: The administrative struggle. New York: Free Press of Glencoe, 1964. 971 p.
50. Toffler A. A Future Shock. New York: Random House, 1970. 505 p
51. Кан Е.Н. Влияние духовного воспроизводства на региональное развитие. Региональное развитие. Юг России. 2014;1(3):27-33.
52. Возчиков В.А. Философия образования и медиакультура информацион- ного общества. Автореф. дис. … докт. филос. наук. Санкт-Петербург, 2007.
53. Кириллова Н.Б. Медиакультура: от модерна к постмодерну. М.: Академический Проект, 2006.
54. Глушкова А.В., Карелин А.О., Еремин Г.Б., Мироненко О.В. Актуальные аспекты информационной гигиены. Вестник Санкт-Петербургского университета. Медицина. 2024;19(2):169–179. DOI: 10.21638/spbu11.2024.206
55. Кучма В.Р., Сухарева Л.М., Степанова М.И., Храмцов П.И., Александрова И.Э., Соколова С.Б. Научные основы и технологии обеспечения гигиенической безопасности детей в "цифровой школе". Гигиена и санитария. 2019;98(12):1385-1391.
56. Ненахов И.Г. Проблемы информационной гигиены: аспекты влияния информационных перегрузок на человека. Санитарный врач. 2019;10:30-36.

References

1. Bell D. The coming of post-industrial society: a venture in social forecasting. Moscow: Academia; 1999. 956 p. (In Rus.)
2. Dmitriev AP, Leyba SSh. Rapid growth of digital data: analysis of global trends and development forecast for Russia. Regional'naya i otraslevaya ekonomika. 2024;1:141-52. DOI: 10.47576/2949-1916.2024.1.1.019. (In Rus.)
3. Muñiz C. The number of internet users in the world grows by 1.8% and reaches 5.35 billion (2024). Available from: https://marketing4ecommerce.net/en/number-of-internet-users-in-the-world/ [accessed 2024-02-01].
4. Poyarkova VS. Big data in the activities of Russian and foreign organizations. In: Modern methods, models and technologies for managing socio-economic systems: materials of the scientific-practical conference, Kaluga, December 8, 2022. Kaluga: Eydos; 2023. p. 215-23. (In Rus.)
5. Babyna DA. Development of streaming services in the conditions of digital transformations of Russia's media system. Media@l'manakh. 2023;6:85-92. DOI: 10.30547/mediaalmanah.6.2023.8592. (In Rus.)
6. Vartanova EL. "Reassembly" of media: current transformation processes in the context of digitalization. Media@l'manakh. 2023;3:8-16. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2023.816. (In Rus.)
7. Bukhtiyarov IV, Denisov EI, Eremin AL. Fundamentals of information hygiene: concepts and problems of innovation. Gigiena i sanitariya. 2014;4:5-9. (In Rus.)
8. Gudinova ZhV, et al. On the development of the foundations of information hygiene. Sovremennye problemy nauki i obrazovaniya. 2014;3. Available from: https://science-education.ru/ru/article/view?id=13738 [accessed 2025-08-08]. (In Rus.)
9. Koch K, Segev R, McLean J, Balasubramanian V, Freed M, Berry MJ, et al. Information traffic on neural cable. Abstracts. Cosyne 2006. Computational & Systems Neuroscience. 2006:69.
10. Erisman FF. Short textbook on hygiene. Moscow: Tipografiya G.I. Prostakova; 1898. (In Rus.)
11. Eremin AL. Information hygiene and preventive medicine of public health. In: Noogenez i teoriya intellekta. Krasnodar: SovKub; 2005. p. 161-205. (In Rus.)
12. Gelbstein E. Good Digital Hygiene: guide to staying secure in cyberspace. [place unknown]: [publisher unknown]; 2006. 86 p.
13. Molodtsova IA, Maksimova EA, Slivina LP. Information hygiene: general theoretical assessment of the problem. NBI tekhnologii. 2018;12:25-9. (In Rus.)
14. Denisov EI. Robots, artificial intelligence, augmented and virtual reality: ethical, legal and hygienic problems. Gigiena i sanitariya. 2019;98(1):5-10. (In Rus.)
15. Landauer TK. How much do people remember? Some estimates of the quantity of learned information in long-term memory. Cogn Sci. 1986;10(4):477-93.
16. Denisov EI, et al. Information as a physical factor: problems of measurement, hygienic assessment and IT automation. Meditsina truda i promyshlennaya ekologiya. 2014;1:43-7. (In Rus.)
17. Gerasyukova M. A little less sleep: how much time Russians spend on the Internet. Gazeta.Ru. 2020. Available from: https://www.gazeta.ru/tech/2020/02/12/12956929/we_are_social.shtml [accessed 2024-02-23]. (In Rus.)
18. Erisman FF. Guide to hygiene, compiled from the best and modern works by Dr. med. F.F. Erisman. Part 1. St. Petersburg: Pechatnya Golovina; 1872. (In Rus.)
19. Reddy SC, Low CK, Lim YP, Low LL, Mardina F, Nursaleha MP. Computer vision syndrome: a study of knowledge and practices in university students. Nepal J Ophthalmol. 2013;5(2):161-8. DOI: 10.3126/nepjoph.v5i2.8707.
20. Kubey R, Csikszentmihalyi M. Television Addiction Is No Mere. Sci Am. 2002;2:48-55.
21. Karaiskos E, Balta G, Paparrigopoulos T. Social network addiction: a new clinical disorder? Eur Psychiatry. 2010;25(Suppl 1):855. DOI: 10.1016/S0924-9338(10)70846-4.
22. Krajewska-Kułak E, Kułak W, Stryzhak A, Szpakow A, Prokopowicz W, Marcinkowski JT. Problematic mobile phone using among the Polish and Belarusian University students. Prog Health Sci. 2012;2(1):45-50.
23. Swan M. Sensor Mania! The Internet of Things, Wearable Computing, Objective Metrics, and the Quantified Self 2.0. J Sens Actuator Netw. 2012;1(3):217-53. DOI: 10.3390/jsan1030217.
24. Brus A. A young people's perspective on computer game addiction. Addict Res Theory. 2013;21(5):365-75. DOI: 10.3109/16066359.2012.733465.
25. Rosenquist JN, Fowler JH, Christakis NA. Social network determinants of depression. Mol Psychiatry. 2011;16(3):273-81. DOI: 10.1038/mp.2010.13.
26. Stieger S, Burger C, Bohn M, Voracek M. Who commits virtual identity suicide? Differences in privacy concerns, Internet addiction, and personality between Facebook users and quitters. Cyberpsychol Behav Soc Netw. 2013;16(9):629-34. DOI: 10.1089/cyber.2012.0323.
27. Rudenkin DV. The level of digital hygiene skills development among modern Russian youth: results of a sociological study. Sotsiodinamika. 2022;1. DOI: 10.25136/2409-7144.2022.1.37487. (In Rus.)
28. Pyl'kin AA, Serkova VA, Pyl'kina MS. The problem of information hygiene and the relevance of late antique ethics. Uroven' zhizni naseleniya regionov Rossii. 2021;17(3):399-406. DOI: 10.19181/lsprr.2021.17.3.10. (In Rus.)
29. Kolobaev VK, Sinitsyna TA. Clip thinking as a new stage in the development of thinking of modern students. Naukosfera. 2022;2(1):57-62. (In Rus.)
30. Kolmogortseva AA, Ryl'skaya EA. Individual psychological characteristics of personality with Internet addiction. Psikhologiya. Psikhofiziologiya. 2021;1(1):14-22. (In Rus.)
31. Madoian MA. On the relationship between emotional, cognitive and physiological processes in stress. NovaInfo. 2022;134:127–9. Available from: https://novainfo.ru/article/19384 [accessed 2022-12-10]. (In Rus.)
32. Enikolopov SN. Information pressure as a source of stress and reduced long-term orientations. Sotsiodigger. 2021;2(9):85–7. (In Rus.)
33. Bulatov VV. Philosophical foundations of digital life hygiene. Vestnik Tverskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriia: Filosofiia. 2021;3:68–75. (In Rus.)
34. Kiselev AG. Theory and practice of mass media: preparation and creation of media text. Saint Petersburg: Piter; 2011. 400 p. (In Rus.)
35. Bodrov VA. Information stress. Moscow: PER SE; 2000. 352 p. (In Rus.)
36. Polianina AK. The phenomenon of media noise: riskiness of background media consumption. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Filosofiia. Sotsiologiia. Politologiia. 2020;57:215–23. DOI: 10.17223/1998863X/57/18. (In Rus.)
37. Saprykin IV. The impact of information noise on the productivity of IT department employees. Mezhdunarodnyi nauchnyi zhurnal "Vestnik nauki". 2023;12(69):1106–24. (In Rus.)
38. Roth T. Insomnia: definition, prevalence, etiology, and consequences. J Clin Sleep Med. 2007;3(5 Suppl):S7–10. doi: 10.5664/jcsm.26929.
39. Poluektov MG, Pchelina PV. Chronic insomnia: modern "3P" model and treatment methods based on it. Zhurnal nevrologii i psikhiatrii im. S.S. Korsakova. 2015;115(12):141–7. DOI: 10.17116/jnevro2015115112141-147. (In Rus.)
40. Shenk D. Data smog: surviving the information glut. New York: HarperEdge; 1997. 250 p.
41. Proshchaev KI, Zhaboeva SL. Syndrome of chronic information exhaustion (squeezed-syndrome) and nursing practice. Meditsinskaia sestra. 2018;(5):4–6. doi: 10.29296/25879979-2018-05-01. (In Rus.)
42. Zakharova IN, Gromova OA, Tvorogova TM, Mumladze EB, Pshenichnikova II. Chronic fatigue syndrome in children and adolescents: how to help and what to treat? Consilium Medicum. Pediatriia. 2016;3:83–7. (In Rus.)
43. Shabanov PD, Lebedev AA, Meshcherov ShK. Dopamine and brain reinforcement systems. Saint Petersburg: Lan; 2002. 208 p. (In Rus.)
44. Strizhakov LA, Babanov SA, Vinnikov DV, Melentiev AV, Ostriakova NA, Agarkova AS, et al. "Healthy worker effect" and occupational selection in industrial medicine. Vrach. 2024;32(12):20–8. (In Rus.)
45. Melentiev AV, Babanov SA, Strizhakov LA, Vinnikov DV, Ostriakova NA. Problems of occupational selection and healthy worker effect in occupational medicine. Zdravookhranenie Rossiiskoi Federatsii. 2021;65(4):394–9. doi: 10.47470/0044-197X-2021-65-4-394-399. (In Rus.)
46. Abramova VA, Zaiats OV. Study of the prevalence of chronic information exhaustion symptoms among student youth. Mezhdunarodnyi studencheskii nauchnyi vestnik. 2022;1. Available from: https://eduherald.ru/ru/article/view?id=20807 [accessed 2025-08-08]. (In Rus.)
47. Khakimova EM. Mediabulimia: conceptual understanding by native speakers. Vestnik Cheliabinskogo gosudarstvennogo universiteta. 2023;2:134–41. (In Rus.)
48. Shraiber AM. Information overload or life in the era of "goldfish". In: PR i reklama: traditsii i innovatsii. Sviazi s obshchestvennostiu: smysly i tekhnologii: materialy Vserossiiskikh nauchno-prakticheskikh konferentsii s mezhdunarodnym uchastiem. Chast 3. Krasnoiarsk; 2022. p. 305–10. (In Rus.)
49. Gross BM. The managing of organizations: the administrative struggle. New York: Free Press of Glencoe; 1964. 971 p.
50. Toffler A. Future shock. New York: Random House; 1970. 505 p.
51. Kan EN. The influence of spiritual reproduction on regional development. Regionalnoe razvitie. Iug Rossii. 2014;1(3):27–33. (In Rus.)
52. Vozchikov VA. Philosophy of education and media culture of information society. Saint Petersburg; 2007. 48 p. (In Rus.)
53. Kirillova NB. Media culture: from modern to postmodern. Moscow: Akademicheskii Proekt; 2006. 448 p. (In Rus.)
54. Glushkova AV, Karelin AO, Eremin GB, Mironenko OV. Current aspects of information hygiene. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Meditsina. 2024;19(2):169–79. DOI: 10.21638/spbu11.2024.206. (In Rus.)
55. Kuchma V.R., Sukhareva L.M., Stepanova M.I., Khramtsov P.I., Aleksandrova I.E., Sokolova S.B. Scientific Foundations and Technologies for Ensuring the Hygienic Safety of Children in a Digital School. Hygiene and Sanitation. 2019;98(12):1385-1391. (In Rus.)
56. Nenakhov I.G. Problems of Information Hygiene: Aspects of the Impact of Information Overload on Humans. Sanitary Doctor. 2019;10:30-36. (In Rus.)

Дата поступления: 13.08.2025

Добавить комментарий

Пожалуйста оставляйте комментарии только по теме. Вы можете оставить свой комментарий любым браузером кроме Internet Explorer старше 6.0
Имя:
E-mail
Комментарий:
Код:*