В.Г. Семенова¹, О.Б. Окунев², В.В. Антонюк¹, Г.Н. Евдокушкина^1
1ФГБУ "ЦНИИОИЗ" Минздравсоцразвития России, Москва
²Московский государственный институт международных отношений МИД России, Москва

Specific traits of age and nosology in mortality of the population of Russia in 1990-2009 with juxtaposition to west-european nations
V.G. Semyonova¹, O.B. Okunev², V.V. Antonuk¹, G.N. Yevdokushkina^1
1Federal Research Institute for Health Organization and Informatics of Ministry of Health and Social Development of the Russian Federation, Moscow
²Moscow State Institute of international relations of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation, Moscow, RUSSIA

Резюме. Цель работы – выявление возрастной и нозологической специфики западноевропейских стран с одинаковым уровнем продолжительности жизни, и сравнение ситуации в России и этих странах.

По искомому критерию были выбраны Великобритания, Франция и Германия, где современные уровни продолжительности жизни мужчин составили соответственно 78 лет, 77,8 года и 77,7 года, женщин – соответственно 82,2 года, 84,8 года и 82,7 года.

Было показано, что рост продолжительности жизни в этих 3 странах в 1990-2009 гг. был обусловлен всеми возрастными группами, однако повозрастное распределение темпов снижения показателя характеризовалось спецификой, особенно выраженной в Великобритании.

Снижение смертности во всех половозрастных группах населения этих стран определялось болезнями системы кровообращения, новообразованиями и внешними причинами. Смертность от болезней органов дыхания выросла в отдельных половозрастных группах населения Великобритании и Германии, негативные тенденции смертности отмечены для трудоспособного населения Великобритании. Рост инфекционной смертности отмечен у населения старше 30 лет во всех 3 странах.

При сходном уровне продолжительности жизни в этих странах отмечены различия в уровнях смертности в отдельных возрастных группах, наиболее значительные в период трудоспособности (15-59 лет), заметно сокращающиеся с возрастом.

В России за последнее 20-летие не только темпы, но и тенденции изменения смертности менялись с возрастом: максимально выраженные позитивные тенденции младенческой смертности затухали с возрастом, сменившись негативными у населения 20 лет. Максимальные выраженные негативные тенденции сформировались у населения 25-34 лет, затем темпы их снижались с возрастом, сменившись позитивными у мужчин после 75, у женщин – после 60 лет. Подобные закономерности (максимально благополучное развитие ситуации в детских возрастах с постепенным затуханием к периоду трудоспособности, максимально выраженные негативные тенденции в младших трудоспособных возрастах и их затухание с возрастом) наблюдались для всех ведущих причин смерти, за исключением новообразований, смертность от которых, во-первых, снизилась, во-вторых, темпы позитивных тенденций онкологической смертности последовательно снижались с возрастом.

Российская смертность превышает западноевропейские показатели во всех половозрастных группах, однако максимальным и обусловленным всеми ведущими причинами это отставание является в трудоспособных возрастах. В старших возрастах проигрыш России обусловлен только болезнями системы кровообращения и неточно обозначенными состояниями.

Ключевые слова: Продолжительность жизни; смертность; возрастной профиль смертности; ведущие причины смерти; структура.

Summary. Aim: to identify age and nosology peculiar features of lifespan situation in West-European nations naturally levelled up for this indicator for the comparison with situation in Russia.

United Kingdom, France, and Germany were selected for this criterion, as male lifespan there was 78.0, 77.8, 77.7 years in male population, accordingly, and 82.2, 84.8, and 82.7 years, accordingly, in female population. 

The growth of lifespan in these three nations in 1990-2009 involved all age categories of the corresponding populations. The pace of this growth was, however, slackening, and age groups changes  in this respect  were becoming peculiar being most pronounced in UK. Diminished mortality in all age groups was established here, and the important factors of this process were blood circulation diseases, neoplasm, and external causes. Mortality from respiratory diseases, however, increased in certain age and gender groups in UK and Germany. Some negative trends in mortality were found in UK as concerns the population with ability to work. A growth of mortality from infections was established in all three nations' populations older than 30 years of age. Generally similar life expectancy in these three nations was paralelled by significant differences in mortality in individual age groups of their corresponding populations, the most prominent distiction existing in age category of the populations with ability to work, i.e 15-59 years of age. After this age threshold, the differences again are much more levelled. As for Russia in 1990-2009, it was the peculiarity of each age category of the population that was rather rigidly determining the pace of change in mortality, as well as the very trends of mortality in every age group. Most expressed positive trends were consolidating in newborns' mortality. In age categories to follow, these favourable trends were becoming less and less pronounced, until being reversed to negative ones in population aged 20. The plateau of unfavourable trend curve fitted the population of 25-34 years of age. Proceeding from that, the curve was lowering, until reversing to favorable trend (after 75 in males and after 60 in females). This model (most favourable situation in junior puerile ages, gradually fading by the age period of ability to work; most expressed negative patterns in junior age to early middle age with ability to work, being continuously brought to naught in old and elderly people) proved its feasibility when followed along all main recognized causes of death, save neoplasm. In general, oncologic mortality diminished in Russia in this two decades, though the expression of these positive trends was gradually declining with aging.

Indicators of mortality in Russia lack behind those of West European nations in all age and gender categories, being most prominent in the populations with ability to work along all main recognized causes of death. As for old and elderly populations, Russia lacks behind West European nations only as concerns mortality from blood circulation diseases and also from not clealy defined causes of death.

Keywords. Lifespan; mortality; age profile of mortality; structure of the population mortality; major recognized causes of death.

В настоящее время средняя продолжительность жизни рассматривается ВОЗ в качестве интегрального критерия здоровья. Это представляется оправданным как в академическом, так и в социальном контексте: поскольку этот показатель представляет собой среднее число лет, которое при данном порядке вымирания предстоит прожить новорожденному, он по условию не может не учитывать потери на всем возрастном интервале. В социальном контексте продолжительность жизни рассматривается не только как показатель здоровья, но и качества жизни в том или ином регионе: не случайно максимальные уровни продолжительности жизни в настоящее время достигнуты в странах с наиболее высоким уровнем экономики, с одной стороны, и социальными гарантиями – с другой.

В настоящее время отставание России по уровню продолжительности жизни от постиндустриальных стран стало общим местом [1-4, 6, 8-9 и др.]. При этом малоизученными, во всяком случае, в отечественной литературе, являются возрастные и нозологические аспекты эволюции смертности в странах с высокими уровнями продолжительности жизни [7]. Поэтому закономерными представляются вопросы: за счет каких возрастных групп и причин смерти удалось добиться роста продолжительности жизни в этих странах? Различаются ли возрастные профили смертности при сходных уровнях продолжительности жизни, и если различаются, то за счет каких возрастных групп? Определялась ли эволюция возрастного профиля смертности в странах с близкими современными уровнями продолжительности жизни сходными закономерностями или же характеризовалась страновой спецификой?

Чтобы ответить на эти вопросы, была проанализирована эволюция повозрастной смертности в 3 западноевропейских странах со сходными в настоящее время уровнями продолжительности жизни – Великобритании, Франции и Германии. Выбор этих стран определялся принципиально сходными социально-экономическими условиями жизни, а также принадлежностью к одному региону, что позволило при дальнейшем анализе элиминировать влияние как социально-экономических и географических факторов, так и резкую специфику стиля жизни, могущих повлиять на картину смертности.

Представляется, что подобное исследование позволит определить особенности формирования и масштабы проигрыша России по сравнению с западноевропейскими странами как в возрастном, так и в нозологическом контексте.

Возрастные особенности формирования смертности населения России на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Последнее 20-летие характеризуется разнонаправленными тенденциями: если в 1990-2000 гг. показатель снизился на 4,6 и 2,1 года, то в 2000-2009 гг. – вырос на 3,6 и 2,4 года соответственно. Таким образом, в период исследования продолжительность жизни российских мужчин снизилась на 1 год, женщин – выросла на 0,3 года.

В 1990-2009 гг. с возрастом менялись не только темпы, но и тенденции смертности: максимально выраженные позитивные тенденции младенческой смертности затухали с возрастом, сменившись негативными у населения 20 лет. Максимальные выраженные негативные тенденции сформировались у населения 25-34 лет, затем темпы их снижались с возрастом, сменившись позитивными у мужчин после 75, у женщин – после 60 лет. Чтобы оценить масштабы отмеченной «разновекторности» тенденций, укажем, что на фоне 2-кратного снижения смертности детей до 5 лет смертность 25-29-летних выросла на 38,2% и 69,9%, 30-34-летних – на 58% и 82,2%. Таким образом, потери российского населения определяются в первую очередь (а у женщин – исключительно) трудоспособными возрастами (рис. 1).

Подобные диспропорции темпов изменения повозрастной смертности не могли не привести к деформации ее возрастного профиляⁱ: видно, как формируется характерная выпуклость кривой дожития в трудоспособных возрастах – в 1990 г. она выглядит достаточно слабо выраженной у мужчин и отсутствует у женщин, в 2000 г. у мужчин она является максимально выраженной и приходится на возраста 15-34 года, в 2009 г. она несколько сглаживается, однако не исчезает.

У женщин, наоборот, формирование этой выпуклости в трудоспособных возрастах становится наиболее очевидным к 2009 г. (рис. 2).

На рис. 2 отчетливо виден выигрыш в смертности в детских и подростковых возрастах в 2009 г. по сравнению с 1990 г. и проигрыш в период трудоспособности на фоне близких значений смертности 60-79-летних и некоторого снижения показателя в старческих возрастах (после 80 лет).

В 1990-2009 гг. продолжительность жизни населения Великобритании выросла на 5,2 года в мужской и на 3,7 года в женской популяции (до 78 и 82,2 лет), что определялось практически всеми возрастными группами. При этом повозрастное распределение темпов снижения показателя носило бимодальный характер: максимальные темпы снижения показателя наблюдались у детей 1-4 лет, затем постепенно снижались с возрастом. Минимально выраженные позитивные тенденции наблюдались у 30-39-летних и с возрастом усиливались, причем второй пик сформировался у 60-74-летних, постепенно снижаясь с возрастом. Характерной чертой Великобритании является близость темпов снижения смертности в детских и пожилых возрастах: так, темпы снижения смертности 60-69-летних приблизились к 2-кратным, что соответствовало развитию ситуации у детей. Отметим, что более высокими темпами в мужской популяции смертность снижалась только у мальчиков 1-4 и 5-9 лет (сокращение в 2,4 раза и в 2 раза), в женской популяции – только у девочек 1-4 лет (снижение на 42,4% против 41% у 65-69-летних) (рис. 1).

Во Франции за последнее 20-летие продолжительность жизни мужчин выросла на 4,5 года, женщин – на 3,3 года, достигнув в 2008 гⁱⁱ. 77,8 и 64,8 лет соответственно. Рост продолжительности жизни французов в последнее 20-летие также был обусловлен практически всеми возрастными группами, при этом следует отметить очень высокие и достаточно близкие по величине темпы снижения смертности населения до 30 лет, затем позитивные тенденции ослабевают, оказываясь минимально выраженными среди 45-59-летних. Далее следует ускорение позитивных тенденций, и пик их приходится на 60-69 лет у мужчин и 75-84 года у женщин. При этом, в отличие от англичан, темпы снижения показателя в пожилых возрастах были существенно ниже таковых в детских и молодых возрастах (рис. 1).

Продолжительность жизни населения Германии за последнее 20-летие выросла на 5,8 лет в мужской и на 4,3 года в женской популяции, достигнув в настоящее время соответственно 77,7 и 82,7 года. Характерной чертой Германии является достаточно последовательное, с минимальным отставанием среди 50-59-летних, сокращение темпов снижения смертности с возрастом. При этом темпы снижения смертности немецкого населения отличались высокой пропорциональностью практически на всем возрастном диапазоне: достаточно указать, что если младенческая смертность снизилась в этот период вдвое, то смертность 70-74-летних – на 40% (рис. 1).

Таким образом, на примере 3 западноевропейских стран с очень близкими в настоящее время уровнями продолжительности мужчин (78 лет, 77,8 года и 77,7 года) и достаточно сходными, особенно в Великобритании и Германии, уровнями продолжительности жизни женщин (82,2 и 82,7 года, во Франции искомый показатель составил 84,8 года) можно наблюдать 3 модели эволюции повозрастной смертности: в Великобритании рост продолжительности жизни определялся детьми, подростками и лицами пожилых возрастов при отставании позитивных тенденций среди населения трудоспособных возрастов, во Франции некоторое отставание позитивных тенденций отмечено среди 50-летних, в Германии – позитивные тенденции определялись всеми возрастными группами населения при относительной пропорциональности темпов снижения показателя.

При этом общими для всех 3 стран являются следующие закономерности: во-первых, максимальные темпы снижения детской смертности смещаются от детей первого года жизни в более поздние возраста, во-вторых, все большую роль в росте продолжительности жизни начинают играть пожилые возраста.

Следует обратить внимание также на очень высокое сходство кривой дожития в этих странах не только в отношении близких уровней смертности, но и ее конфигурации: младенческая смертность всегда несколько превышает детскую, однако повозрастные коэффициенты с возрастом снижаются до минимума в 5-9 лет, затем следует рост смертности, причем с 30 лет у мужчин и с 25 лет у женщин зависимость повозрастной смертности от возраста приобретает линейный характер с коэффициентом аппроксимации, близким к единице. При этом никакой выпуклости кривой дожития в трудоспособных возрастах, сформировавшейся в России в прошедшее 20-летие, в западноевропейских странах не наблюдается (рис. 3).

Однако следует подчеркнуть, что и в настоящее время, при сходных значениях продолжительности жизни, повозрастные коэффициенты смертности в этих странах характеризуются значительным разбросом, приближающимся в отдельных возрастах к 1,5-кратному. Особо отметим, что наиболее существенными и систематическими являются различия в смертности населения трудоспособных (20-54 года) возрастов – на этом возрастном интервале у мужчин они варьируют от 33,3% до 45,8%.

Таблица 1

Различия в смертности от болезней системы кровообращения в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей)

Если сравнивать эти страны с Россией, то видно, что огромный проигрыш в продолжительности жизни по сравнению с этими странами обусловлен всеми возрастными группами, однако минимальным он является в самых младших и самых старших, максимальным – в трудоспособных возрастах (табл. 1).

К сожалению, эпидемиологическое развитие России, характеризующееся, в отличие от западноевропейского, во многом обратным характером [5, 10], предоставляет возможность подтвердить этот тезис на примере одной страны. Так, сходные уровни продолжительности жизни российских мужчин (61,6 и 61,5 года) были отмечены в 1980 и 2007 гг. (отметим, что в советский период эти показатели относились к наихудшим, в постсоветский – свидетельствовали об улучшении ситуации).

Из рис. 4 видно, что смертность мальчиков в 2007 г. была значительно ниже (до 2,4 раз среди детей до 4 лет включительно), смертность мужчин трудоспособных возрастах – существенно выше (до трети среди 30-34-летних), чем в 1980 г. Одинаковые значение продолжительности жизни российских женщин (73,9 года) отмечались трижды – в 1972, 1982 и 2007 гг., при этом если кривая дожития в 1972 и 1982 гг. выглядела достаточно сходной, то сравнение ее с кривой 2007 гг. выявило существенные различия, сходные с таковыми у мужчин: существенное снижение детской смертности (более чем 2-кратное у детей до 5 лет), значительный проигрыш в смертности женщин трудоспособных возрастов (более чем 1-,5-кратный у 25-34-летних).

Видно, что характерной особенностью постсоветского периода является формирование отмеченной выше «выпуклости» в трудоспособных возрастах: и у мужчин и у женщин в советский период линейная зависимость смертности от возраста отмечается, начиная с 25 лет, в постсоветский период – в лучшем случае в 35 лет, т.е. на 10-летие позже, причем это характерно как для мужчин, так и для женщин.

Таким образом, можно констатировать, что, во-первых, проигрыш России по продолжительности жизни формируется на всем возрастном интервале, однако наиболее существенным он является в трудоспособных возрастах: его масштабы таковы, что деформируется кривая дожития населения России (как мужчин, так и женщин).

Во-вторых, сходные с западноевропейскими тенденции изменения смертности на протяжении всего 20-летнего периода исследования отмечены только для детей.

В-третьих, и в России, и в Западной Европе близкие значения продолжительности жизни могут формироваться при существенных (до 1,5 раз) различиях повозрастной смертности.

Закономерным представляется вопрос: характеризуются ли отмеченные закономерности нозологической спецификой?

Повозрастная смертность населения России от болезней системы кровообращения на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Болезни системы кровообращения в настоящее время входят в число ведущих причин смерти не только в России, но и во всем мире.

За последнее 20-летие смертность российских мужчин от болезней системы кровообращения выросла на 6,4%, женщин – снизилась на 6,6%.

Сразу укажем, что, поскольку смертность от болезней системы кровообращения детскими возрастами определяется минимально (даже в России ежегодные потери от сердечно-сосудистых заболеваний за последнее 20-летие не превысили 500 детей), основное внимание будет уделяться изменению ситуации среди населения старше 15 лет.

Из рис. 5 видно, что за 20-летний период смертность мужчин снизилась (на 11,6%) только в старческих (75 лет и старше) возрастах, в женской популяции позитивные тенденции отмечались не только в старческих возрастах (снижение на 8,6%), но и среди 60-74-летних (снижение показателя на 9,3%). В мужской популяции максимальные темпы роста показателя (86,4%) отмечались среди 12-29-летних, снижаясь с возрастом. В женской популяции они были очень высоки и достаточно близки (60%-75%) в молодых возрастах (до 45 лет), резко снижаясь среди 45-59-летних.

В западноевропейских странах, в отличие от России, в последнее 20-летие сложились устойчивые позитивные тенденции смертности от болезней системы кровообращения. Так, в Великобритании в этот период она снизилась вдвое как в мужской, так и в женской популяции, причем максимальные темпы сокращения показателя (65,%% и 67,1%) отмечены среди 60-74-летних (рис. 5).

Во Франции позитивные тенденции сердечно-сосудистой смертности оказались выраженными не столь ярко, как у англичан, однако показатели французов за последнее 20-летие сократились на 38% и 39,5% соответственно. Однако во Франции, как и в Великобритании, за последнее 20-летие максимально выиграли 60-74-летние, смертность которых как в мужской, так и в женской популяции снизилась вдвое (рис. 5).

Смертность населения Германии за последнее 20-летие снизилась практически вдвое и в мужской и в женской популяции. Характерной чертой эволюции сердечно-сосудистой смертности населения Германии является относительная пропорциональность темпов снижения показателя во всех возрастных группах, особенно выраженная у мужчин. Тем не менее, и в Германии, как и в 2 других западноевропейских странах, максимально выиграли 60-74-летние, смертность которых снизилась в 1990-2009 гг. соответственно в 2,4 и 2,6 раза (рис. 5).

Таким образом, в России, как и в западноевропейских странах, наиболее благополучно ситуация развивалась среди лиц старших возрастов (минимальный рост показателя среди мужчин 60-74 лет, некоторое его снижение у их ровесниц, снижение смертности лиц обоего пола в старческих возрастах), однако даже в старших возрастах масштабы этих сдвигов несопоставимы.

Таблица 2

Различия в смертности от болезней системы кровообращения в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей).

Во-вторых, следует отметить, что даже в странах с близкими уровнями продолжительности жизни существуют достаточно существенные различия в уровнях кардиологической смертности – так, в настоящее время смертность мужского населения Германии превышает показатели французов 1,5-кратно. Однако значимые различия между этими странами формируются после 45 лет и становятся максимальными в самых старших возрастах (65,3% среди 60-74-летних и 55,7% среди лиц 75 лет и старше). Если же сопоставить современные различия между Россией и всеми 3 западноевропейскими странами, то становится очевидным, что пик различий у мужчин приходится на 30-44-летних, при этом отставание России варьирует от 7,3 раз по сравнению с Великобританией до 10 раз по сравнению с Францией. В женской популяции можно констатировать кратный проигрыш России во всех возрастных группах старше 15 лет, при этом отставание выглядит относительно пропорциональным среди 30-74-летних по сравнению с Великобританией и Германией, если же сравнивать с Францией, то максимальный (9,6-кратный) проигрыш отмечен среди 60-74-летних. Особо следует подчеркнуть, что в 1990 г. это отставание уже сформировалось, однако масштабы его выглядели не столь катастрофическими, как в настоящее время (табл. 2).

Рис. 6. Возрастной профиль смертности от болезней системы кровообращения населения России, Великобритании, Франции и Германии, 2009 г. (логарифмическая шкала)

Об указанных различиях между 4 странами свидетельствуют возрастные профили смертности от сердечно-сосудистых заболеваний их населения: из рис. 6 видно, что российский возрастной профиль отличается не только уровнем, но и формой: если у мужчин в западноевропейских странах он аппроксимируется после 15 лет линейной зависимостью, то в России носит дугообразный, за счет трудоспособных возрастов, характер. В женской популяции России он характеризуется линейным ростом с возрастом, в западноевропейских странах возрастной профиль смертности от сердечно-сосудистых заболеваний аппроксимируется скорее степенной функцией, за счет как трудоспособных, так и пожилых возрастов.

Повозрастная смертность населения России от новообразований на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Новообразования, наряду с болезнями системы кровообращения, в течение всего периода исследования входят в триаду ведущих причин смерти не только в России, но и во всем мире.

Онкологическая смертность российского населения за последнее 20-летие снизилась на 15,7% в мужской и на 6,1% в женской популяции. Максимальные темпы снижения онкологической смертности в течение всего периода исследования отмечались среди детей до 14 лет включительно, при этом число умерших в этих возрастах было минимальным, не превысив ежегодно 1500 человек.

Укажем, что за 20-летие позитивные тенденции онкологической смертности населения России определялись всеми возрастами, кроме самых старших, при этом у мужчин и особенно у женщин темпы снижения показателя последовательно сокращались с возрастом (рис. 7).

Онкологическая смертность населения Великобритании за 20-летие снизилась на четверть в мужской и на 19,3% в женской популяции, при этом темпы снижения онкологической смертности английских мужчин оказались самыми высокими в детских возрастах (2-кратное снижение показателя), очень близкими в период трудоспособности и в пожилых возрастах и несколько сократились в старческих возрастах. У женщин максимальные темпы сокращения онкологической смертности были выявлены в 30-44 года и снижались с возрастом до минимальных (на 1,7%) в старческих возрастах (рис. 7).

Онкологическая смертность французов снизилась за 20-летие на 20,4%, француженок – на 7,5%. При этом в мужской популяции максимальные (почти 2-кратные) темпы снижения показателя отмечались среди 30-44-летних, последовательно сокращаясь с возрастом, у женщин же последовательное сокращение темпов снижения онкологической смертности наблюдается на всем возрастном интервале (рис. 7).

В Германии за 20-летие смертность мужского населения снизилась на четверть, женского – на 19,9%, при этом максимально выраженные позитивные тенденции (44%- и 39,8%-ное снижение показателя) отмечены, как и во Франции, у 30-44-летних, с их последовательным затуханием с возрастом (рис. 7).

Таким образом, можно констатировать, что во всех 4 странах ситуация в мужской популяции развивалась более успешно, чем в женской, при этом если в Великобритании и Германии темпы снижения онкологической смертности женщин уступали мужским достаточно незначительно, то в России и Франции – кратно. Интересно, что в 1990-2009 гг. минимальными из 4 стран темпы снижения онкологической смертности в России становятся только после 60 лет. Следует отметить также, что если у мужчин во всех 4 странах закономерности возрастного распределения темпов снижения смертности схожи – помимо моды в детских возрастах, во всех странах сформировалась еще одна мода, приходящаяся, как правило, на 30-44-летних, то в женской популяции Великобритании и Германии возрастной профиль темпов снижения смертности мало отличается от мужского. А в России и Франции можно констатировать резкое сокращение темпов снижения с возрастом, без какого бы то ни было их возрастания в трудоспособных возрастах. Кроме того, безусловным отличием России за 20-летний период является рост онкологической смертности в старческих возрастах: в 3 остальных странах позитивные тенденции, хотя и заметно затухающие с возрастом, отмечены в самых старших возрастах.

Тем не менее, в настоящее время новообразования являются единственным классом причин, по смертности от которых отставание России представляется минимальным: у мужчин оно не превышает 30% по сравнению с Великобританией и Германией и только на 10% - по сравнению с Францией.

Таблица 3

Различия в смертности от новообразований в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей).

В женской популяции онкологическая смертность в России практически не отличается от таковой во Франции и Германии и на 13% ниже, чем в Великобритании. При этом, однако, следует обратить внимание на то, что в детских и трудоспособных возрастах отставание является существенным (до 2 раз в отдельных половозрастных группах), однако этот проигрыш компенсируется более низкими уровнями смертности в старческих возрастах (табл. 3).

Показательно, что возрастной профиль онкологической смертности российского населения по своей конфигурации практически не отличается от кривой дожития западноевропейских стран – можно отметить несколько более высокие, особенно в молодых возрастах, уровни смертности, однако деформации возрастного профиля не наблюдается (рис. 8).

Повозрастная смертность населения России от внешних причин на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Травмы и отравления, несмотря на снизившуюся значимость, и в настоящее время продолжают оставаться в числе ведущих причин смерти.

В России за последние 20 лет травматическая смертность мужчин выросла на 8%, женщин – на 6,5%. При этом наиболее благополучно ситуация развивалась в самой младшей возрастной группе – смертность мальчиков от внешних причин снизилась почти вдвое (на 44,3%), смертность девочек – на 31%, а также среди лиц старческих возрастов, смертность которых снизилась на 9,7% и 17,5% соответственно. Максимальные темпы роста смертности от внешних причин отмечены у пожилых (60-74-летних) мужчин и женщин 30-44 лет, смертность которых выросла на 40,1% и 31,9% соответственно. Следует отметить также 20,6%-ный рост смертности молодых (15-29-летних) женщин на фоне 4,2%-ного снижения показателя у их ровесников (рис. 9).

В Великобритании за последнее 20-летие смертность от внешних причин снизилась на 18,4% у мужчин и на 17,1% у женщин, причем позитивные тенденции определялись у мужчин всеми возрастными группами, у женщин – лицами до 75 лет. Однако, характеризуя возрастную картину изменений в Великобритании, нельзя не отметить замедление позитивных тенденций среди 30-59-летних, особенно очевидное у мужчин: так, смертность 30-44-летних в 2009 г. практически не отличалась от таковой в 1990 г. (49,7 и 49,8 на 100000 соответствующего населения). При этом, кроме детей, следует отметить существенное снижение смертности у молодого (15-29 лет) и пожилого (60-74 года) населения Великобритании, смертность которых снизилась на 37,9% и 26% и на 25,2% и 34,1% соответственно (рис. 9).

Совершенно иначе складывалась ситуация во Франции, где в период исследования смертность от внешних причин снизилась на 36,4% в мужской и на 40,9% в женской популяции: в этой стране темпы позитивных тенденций в мужской популяции последовательно снижались с возрастом, без очевидного «провала» в период трудоспособности, у женщин наблюдалось некоторое их ускорение после 60 лет.

Рис. 9. Повозрастные темпы изменения смертности от внешних причин населения России, Великобритании, Франции и Германии в 1990-2009 гг.

Вследствие подобной динамики за 20-летний период более всего выиграли дети, смертность которых снизилась 3-кратно, и молодежь (лица 15-29 лет), смертность которых снизилась в 2 и 2,4 раза соответственно. При этом даже минимальные темпы снижения показателя, отмеченные у мужчин старше 75 лет, превысили 25% (рис. 9).

В Германии в 1990-2009 гг. смертность от внешних причин снизилась почти вдвое и в мужской и в женской популяции, при этом, как и во Франции, позитивные тенденции определялись всеми возрастными группами. Следует отметить также еще более последовательное, чем во Франции, сокращение темпов снижения смертности от внешних причин с возрастом, наблюдаемое как в мужской, так и в женской популяции (рис. 9).

Таким образом, сравнивая тенденции смертности от внешних причин в западноевропейских странах за последнее 20-летие, можно отметить, что во всех 3 странах максимально выиграли дети и молодежь, т.е. населения до 30 лет. Среди лиц старше 30 лет ситуация развивалась по разным моделям: в Великобритании сформировалась вторая мода распределения темпов изменения смертности, приходящаяся на пожилые возраста (60-74 года), во Франции возрастной профиль темпов снижения показателя выглядит относительно пропорциональным, в Германии темпы снижения смертности последовательно сокращаются с возрастом, при этом даже их минимум, отмеченный в старческих возрастах, не опускается ниже 33,7% и 43,5% соответственно.

Таким образом, в целом за 20-летие общими с Россией являются только позитивные тенденции детской смертности от травм и отравлений, однако обнадеживает развитие российской ситуации в нулевые годы по «германскому» типу. Следует также отметить, что в нулевые годы Россия оказалась в числе лидеров по темпам снижения смертности населения трудоспособных возрастов (особенно в мужской популяции).

Характеризуя современные уровни смертности от внешних причин в 3 западноевропейских странах, следует отметить их существенный разброс – 60%-ный проигрыш Франции и Великобритании и Германии, на фоне сходных показателей последних двух стран. Отставание Франции определяется всеми возрастными группами, однако интересной представляется достаточно сложная возрастная конфигурация смертности в странах со сходными уровнями показателя, т.е. Великобритании и Германии: они формируются при существенно более высоких уровнях смертности населения пожилых, старческих и детских возрастов в Германии, компенсируемых более низкой, чем в Англии, смертностью 15-44 летних на фоне близкой смертности лиц 45-59 лет.

Таблица 4

Различия в смертности от травм и отравлений в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей).

Сравнение России с указанными странами показывает, что в нашей стране смертность от внешних причин превышает таковую в западноевропейских в 4-6—раз в мужской и в 2-4 раза в женской популяции, причем это отставание является кратным во всех возрастах, кроме самых старших: укажем, что травматическая смертность французов старше 75 лет превышает показатели жителей России на треть, смертность француженок этих возрастов – на 78,6%. Однако в более младших возрастных группах отставание России варьирует в мужской популяции от 3,7-кратного (Франция, 60-74-летние) до 10,2-кратного (Германия, 30-44-летние), в женской популяции – от 2,2-кратного до 7,5-кратного (те же половозрастные группы). Следует указать, что отставание формируется, как правило, за счет трудоспособных групп населения. Подчеркнем, что в 1990 г. масштабы этого отставание были заметно ниже, особенно в женской популяции (табл. 4).

Наглядно различия в современном возрастном профиле 4 стран видны на рис. 10: видно, что, при всех отмеченных различиях, повозрастная смертность мужчин от внешних причин в Великобритании, Франции и Германии резко увеличивается с переходом из детских в подростковые возраста, в трудоспособных и пожилых возрастах она достаточно близка, несколько возрастая в Германии и Франции, и резко увеличивается в старческих возрастах. В женской популяции следует отметить ее возрастание в период трудоспособности и пожилых возрастах (до 74 лет) с резким скачком в старческих возрастах.

Рис. 10. Возрастной профиль смертности от травм и отравлений населения России, Великобритании, Франции и Германии, 2009 г. (логарифмическая шкала)

При этом во всех 3 странах максимальные уровни смертности отмечены в самой старшей возрастной группе (укажем, что у мужчин 75 лет и старше смертность превышает показатели 60-74-летних более чем втрое у мужчин и в 6 раз у женщин). В России же смертность мужчин старше 75 лет по сравнению с 60-74-летними снижается на 15,9%, женщин – возрастает только в 1,5 раза. Таким образом, возрастной профиль смертности российского населения от травм и отравлений, помимо крайне высоких уровней смертности, также имеет иную конфигурацию по сравнению с западноевропейскими странами, особенно отчетливую у мужчин. Отметим, что Россия – единственная из 4 стран, где построение возрастного профиля вполне возможно в реальной, а не логарифмической шкале, однако это сделало бы невозможным сравнение ее с другими странами.

Повозрастная смертность населения России от болезней органов дыхания на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Болезни органов дыхания в настоящее время все чаще входят в число ведущих причин смерти, особенно в постиндустриальных странах.

В России болезни органов дыхания относятся к немногочисленным причинам, смертность от которых в последнее 20-летие снизилась (на 21,2% в мужской и на 37,9% в женской популяции), при этом позитивные тенденции определялись детьми и лицами пожилых и старческих возрастов, в трудоспособных возрастах отмечен 2,3- и 2,5-кратный рост смертности среди 15-29-летних, 3,3-кратный – у мужчин и женщин 30-44 лет, 18,7%- и 18,4%-ный – среди 45-59-летних.

Таким образом, тенденции постсоветского 20-летия в трудоспособных возрастах, с одной стороны, в до- и посттрудоспособных – с другой, оказались разнонаправленными (рис. 11).

В этот же период в Великобритании респираторная смертность мужчин снизилась на 30,7%, женщин – только на 8,1%, при этом следует отметить характерный для англичан «провал» в трудоспособных возрастах: так, среди 45-59-летних темпы снижения показателя сократились соответственно до 7,7% и 7,6%. Особо следует отметить существенный, 18,3%-ный рост показателя у 30-44-летних женщин. В целом же сколько-нибудь отчетливой зависимости темпов изменения респираторной смертности с возрастом в Великобритании не сформировалось, однако следует указать, что и в мужской и женской популяции Великобритании максимально выиграли дети, а также лица пожилых возрастов (рис. 11).

Во Франции за 20-летие респираторная смертность снизилась на 38,6% в мужской и на 36% в женской популяции, при этом максимальные темпы снижения смертности, отмеченные у детей, сокращались с возрастом до минимума, отмеченного у 45-59-летних, в старших возрастах позитивные тенденции активизировались, однако минимальные темпы снижения показателя не опускались ниже 32,2% и 20,5% соответственно (рис. 11).

В Германии за 20-летие мужская респираторная смертность снизилась на 34,3%, женская – на 12%, причем наиболее высокими темпами снижалась смертность населения до 45 лет, темпы снижения смертности мужчин после 45 лет были достаточно близки. В женской популяции среди 45-59-летних наблюдался рост показателя, после 60 лет темпы позитивных тенденций оказались сходными (рис. 11).

Рис. 11. Повозрастные темпы изменения смертности от болезней органов дыхания населения России, Великобритании, Франции и Германии в 1990-2009 гг.

Таким образом, во всех странах минимально выраженными оказались позитивные тенденции 30-59-летних (у англичанок и немок в этих возрастах наблюдался даже рост показателя), максимальные темпы снижения, как правило, выявлялись либо среди детей, либо среди лиц 15-29 лет. В старших возрастах позитивные тенденции, как правило, несколько активизировались по сравнению с лицами трудоспособных возрастов.

Принципиально сходная картина сложилась и в России, однако ни в одной западноевропейской стране «негативные тенденции» не означали кратный рост показателя, как это наблюдалось среди российского населения 15-44 лет.

Следует отметить, что среди 3 западноевропейских стран современные различия в уровнях респираторной смертности превышала 2 раза у мужчин и 3 раза у женщин (Великобритания и Франция), при этом у мужчин различия увеличиваются в детских и старших возрастах, у женщин они на всем возрастном интервале являются относительно пропорциональными.

Таблица 5

Различия в смертности от болезней органов дыхания в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей).

Если же сравнивать показатели этих стран с современными российскими, то ни по одной другой причине из ведущих позиции России не выглядят столь обнадеживающими: в целом смертность российских мужчин от болезней органов дыхания кратно (в 2,3 раза) отстает только от французской, проигрыш по сравнению с немцами составляет 67,5%, а по сравнению с англичанами – только 10,8%. Если же сравнивать ситуацию в женской популяции, то Германия проигрывает нам 23,8%, Великобритания – в 2,5 раза (табл. 5).

Однако эта ситуация принципиально меняется, если рассматривать ее в возрастном аспекте: в младших возрастных группах (до 44 лет) проигрыш России превышает 10 раз, а по сравнению с 30-44-летними немцами является почти 20-кратным. В самой старшей возрастной группе ситуация меняется диаметрально: российские показатели являются из 4 стран минимальными и в женской популяции кратно меньшими, нежели в 3 западноевропейских странах. Наглядно эта смена проигрыша выигрышем с возрастом представлена на рис. 12, где, кстати, вполне заметна «выпуклость» на кривой дожития в трудоспособных возрастах, отсутствующая в западноевропейских странах.

 
Рис. 12. Возрастной профиль смертности от болезней органов дыхания населения России, Великобритании, Франции и Германии, 2009 г. (логарифмическая шкала)

Подобная ситуация становится объяснимой, если вспомнить, что респираторная смертность в младших (детских, трудоспособных и «молодых пожилых») возрастах, определяется пневмониями, в старших и старческих – застойными явлениями в легких. Пневмония в возрастах до 65 лет является заболеванием, смертность от которого безусловно предотвратима правильным и своевременным медикаментозным лечением, застойные явления в легких в старческих возрастах физиологически обусловлены, и борьба с ними требует иных медицинских стратегий. При этом они связаны (провоцируют или провоцируются) с сердечной недостаточностью. Таким образом, если смерть от пневмонии в трудоспособных возрастах безусловно будет отнесена к болезням органов дыхания, то при диагностике смерти в старческих возрастах зачастую возникает проблема выбора – является ли данная патология сердечно-сосудистой или легочной? Таким образом, в России скорее всего имеет место недоучет смертей от болезней органов дыхания в старческих возрастах на фоне несомненного аномально высокого уровня смертности от пневмонии в трудоспособных возрастных группах.

Повозрастная смертность населения России от болезней органов пищеварения на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Болезни органов пищеварения в настоящее время приобретают все большую значимость как в России, так и в западноевропейских странах.

В России в последнее 20-летие смертность от этих заболеваний выросла на 80,5% у мужчин и на 82,9% у женщин. Если оценивать возрастные изменения, единственной группой, где наблюдалось улучшение ситуации, оказались дети, смертность которых снизилась наполовину и на треть соответственно, максимальное ухудшение отмечено среди трудоспособного населения, где смертность снизилась кратно во всех возрастных группах (соответственно в 3,4 и 2,9 раза среди 15-29-летних, в 3,9 и 5 раз среди 30-44-летних, в 2,3 и 2,8 раза среди 45-59-летних). Менее всего выраженными негативные тенденции оказались среди лиц старческих (старше 75 лет) возрастов – их смертность выросла соответственно на 6,7% и 17,3% (рис. 13).

Отметим, что в последнее 20-летие отрицательные тенденции смертности от болезней органов пищеварения отмечены и в Великобритании, где смертность мужчин выросла на 18,4%, женщин – на 12,3%. Крайне интересным представляется также принципиальное сходство возрастного профиля темпов изменения смертности англичан и жителей России, особенно отчетливое у мужчин: группой риска с очень высокими темпами роста показателя являются лица трудоспособных возрастов (так, среди 30-44-летних смертность выросла соответственно в 2,3 раза и на 78,8%), наиболее благополучно ситуация складывается в мужской популяции у мальчиков до 15 лет, в женской – у молодых (15-29 лет) женщин (рис. 13).

Отметим, что у французов за этот период тенденции смертности от болезней органов пищеварения оказались диаметрально противоположными: смертность от этих причин снизилась более чем на треть (на 34,1% и 36,3%) и в мужской и в женской популяции, что определялось всеми возрастными группами.

Рис. 13. Повозрастные темпы изменения смертности от болезней органов пищеварения населения России, Великобритании, Франции и Германии в 1990-2009 гг.

Особо подчеркнем, что среди 30-44-летних показатели снизились более чем вдвое как в мужской, так и в женской популяции, причем у женщин этих возрастов они были максимальными. Интересно, что темпы снижения показателя лиц старше 60 лет оказались близки как в возрастном, так и в гендерном аспектах – и у мужчин и у женщин старше 60 лет они были близки к трети (рис. 13).

В Германии за последнее 20-летие смертность от болезней органов пищеварения снизилась на 32,1% у мужчин и на 21,5% у женщин. При этом смертность населения до 45 лет снизилась более чем вдвое, с возрастом темпы снижения показателя сокращались, будучи сходными у 45-59- и 60-74-летних. Минимальные темпы снижения смертности от болезней органов пищеварения отмечались у населения самых старших возрастных групп (рис. 13).

Таким образом, сравнение ситуации с болезнями органов пищеварения в 1990-2009 гг. в 4 странах выявляет негативные тенденции в России и Великобритании на фоне позитивных тенденций во Франции и Германии. Показательно, что во всех 4 странах изменение ситуации определялось в первую очередь трудоспособными возрастами – и негативные сдвиги в России и Великобритании, и позитивные – во Франции и Германии. При этом общими для всех 4 стран являются позитивные тенденции смертности детей (единственное исключение – девочки Великобритании).

Интересно отметить также, что в настоящее время уровни смертности от болезней органов пищеварения у мужчин 3 западноевропейских стран различались минимально, составив 36,4 в Великобритании, 34,1 во Франции и 37,9 в Германии на 100000 соответствующего населения, на фоне 2-кратных различий в смертности населения в возрастных группах до 45 лет, сходства показателей среди 45-59-летних мужчин и 20%-10%-ных различий в старших возрастах.

При этом проигрыш России по сравнению с этими странами превышает 2 раза в мужской популяции и является 1,5-2,4-кратным – в женской. Однако сравнение повозрастной смертности в России, с одной стороны, и 3 западноевропейских странах – с другой, позволяет выявить возрастную специфику, сходную с отмеченной для болезней органов дыхания: на фоне кратного превышения российских показателей над западноевропейскими, максимального в возрастах 15-29 лет (от 7,3 до 14,5 раз в мужской и от 5,8 до 20,4 раз в женской популяции), российская смертность лиц старческих возрастов оказывается ниже западноевропейской на 7,3%-18,4% в мужской и 8,1%-61,6% в женской популяции (табл. 6).

Таблица 6

Различия в смертности от болезней органов пищеварения в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей)

Следует отметить также, что проигрыш России по уровню смертности от болезней органов пищеварения сформировался в последнее 20-летие: в 1990 г. более низкие, чем в России, показатели отмечались только у английских мужчин, однако отставание России по смертности 15-29-летних отмечалось уже в первый год исследования.

Рис. 14. Возрастной профиль смертности от болезней органов пищеварения населения России, Великобритании, Франции и Германии, 2009 г. (логарифмическая шкала)

Различия возрастного профиля становятся очевидными на рис. 14; однако следует отметить, что возрастной профиль смертности западноевропейских стран от болезней органов пищеварения, в отличие от других патологий, также характеризуется «выпуклостью», и она формируется в трудоспособных возрастах. Возрастной профиль России, помимо очень высоких показателей вплоть до старческих возрастов, характеризуется отсутствием типичной для западноевропейских стран «впадины» в 15-29 лет.

Повозрастная смертность населения России от инфекционных болезней на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

Инфекционные заболевания относятся к числу патологий, смертность от которых в последнее время стала во всем мире расти.

В России за последнее 20-летие инфекционная смертность выросла на 67,7% у мужчин и 69% у женщин, причем рост инфекционной смертности российского населения обусловлен в первую очередь трудоспособными возрастами, в которых наблюдался кратный рост показателя, среди 60-74-летних также отмечены негативные тенденции. Снижение инфекционной смертности в период исследования отмечено только среди детей и лиц самых старших возрастов (рис. 15).

В этот период в Великобритании инфекционная смертность мужчин выросла 1,5-кратно, женщин – почти 2-кратно. При этом позитивные тенденции инфекционной смертности отмечены только среди населения до 29 лет, однако, в отличие от России, наиболее высокие темпы роста показателя (в 2,2 и 3,1 раза соответственно) отмечены в самой старшей возрастной группе. Особо укажем, что инфекционная смертность 30-44-летних англичанок выросла в 2,4 раза (рис. 15).

Инфекционная смертность населения Франции за период исследования выросла на 16% и 19,8% соответственно, причем наиболее выраженными оказались негативные тенденции среди 30-59-летних (отметим, что смертность лиц 30-44 лет выросла почти 2-кратно и в мужской и в женской популяции, 45-59-летних – соответственно на 73,9% и 57,8%). Подчеркнем, что в женской популяции снижение смертности отмечено только среди девочек до 15 лет (рис. 15).

В Германии инфекционная смертность за 1990-2009 гг. выросла на 61,3% в мужской и почти 2-кратно – в женской популяции.

Рис. 15. Повозрастные темпы изменения смертности от инфекционных болезней населения России, Великобритании, Франции и Германии в 1990-2009 гг.

Укажем, что позитивные тенденции (2-кратное снижение смертности) отмечались у детей до 15 лет, во всех остальных возрастах показатели выросли, максимально (в 2,1 и 2,4 раза – в самой старшей возрастной группе), причем и в мужской и в женской популяции наблюдалось достаточно последовательное увеличение темпов росла инфекционной смертности с возрастом (рис. 15).

Таким образом, в целом рост инфекционной смертности в России не является по сравнению с 3 западноевропейскими странами опережающим, более того, в женской популяции темпы роста показателя в России заметно отстают от таковых в Великобритании и Германии. Во всех 4 странах наблюдалось снижение детской инфекционной смертности, при этом в России она снижалась темпами, значительно превышающими таковые в западноевропейских странах. Россия – единственная страна, где значительно снизилась инфекционная смертность лиц самых старших возрастов (в Великобритании и Германии, с сопоставимыми темпами роста показателя, в этой возрастной группе показатели выросли максимально). Собственно, из 3 западноевропейских стран только во Франции лидерами по темпам роста показателя оказались лица трудоспособных возрастов, но только в России инфекционная смертность на всем интервале трудоспособности росла сверхвысокими темпами.

Таблица 7

Различия в смертности от инфекционных болезней в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей).

Интересно, что современные уровни инфекционной смертности мужского населения Франции и Германии достаточно близки, при этом в Великобритании показатели на ¾ ниже, чем среди французов. Однако даже при близости французских и немецких показателей их возрастные уровни различаются весьма существенно: так, среди 30-44-летних эти различия приближаются к 80%, однако в самой старшей возрастной группе нивелируются. Еще более интересной выглядят возрастные различия в женской популяции: несмотря на то, что во всех 3 странах в целом инфекционная смертность различается весьма несущественно, разброс повозрастной смертности варьирует от 26% среди 60-74-летних до 2,5 раз среди девочек до 15 лет.

Если сравнивать западноевропейские показатели с российскими, то в настоящее время превышение инфекционной смертности российских мужчин над англичанами приближается к 5-кратному, над французами и немцами – к 3-кратному, при этом кратный проигрыш России обусловлен возрастами до 60 лет. Укажем, что среди 15-44-летних следует говорить об отставании в десятки раз: так, инфекционная смертность 15-29-летних англичан ниже российской в 34,2 раза, французов – в 30,2 раза, немцев – в 22,3 раза, 30-44-летних – в 25,7 раз, 13,6 раз и 24,5 раз соответственно. В женской популяции отставание России кажется вообще весьма незначительным – от четверти по сравнению с Великобританией и Францией до 12,4% по сравнению с Германией, однако среди 15-29-летних этот проигрыш является соответственно 16-, 19,3 и 13,8-кратным. Подчеркнем, что масштабы этого проигрыша существенно выросли за прошедшее 20-летие (табл. 7).

Рис. 16. Возрастной профиль смертности от инфекционных болезней населения России, Великобритании, Франции и Германии, 2009 г. (логарифмическая шкала)

Особо следует отметить, что это отставание, максимальное среди 15-29-летним, снижается с возрастом, причем если у мужчин оно сохраняется до 75 лет, то у женщин – только до 60 лет, причем инфекционная смертность российских мужчин старше 75 лет в настоящее время более чем 4-кратно ниже показателей англичан и более чем в 7 раз – французов и немцев. В женской популяции проигрыш России сменяется выигрышем, начиная с 60 лет, причем если у 60-74-летних этот выигрыш варьирует от 80% до 2,1 раз, то в самой старшей возрастной группе – от 9 до 13,3 раз.

Эти российские особенности становятся очевидными на рис. 16: видно, что возрастной профиль инфекционной смертности не имеет нозологической специфики – минимальные уровни показателя отмечены среди 15-29-летних, после чего смертность увеличивается с возрастом. В России же минимальные уровни смертности отмечены в детских возрастах, максимальные – среди 30-44-летних, после чего снижаются с возрастом. Таким образом, как и для ряда других патологий, возрастной профиль российской инфекционной смертности отличается не только значительно более высокими уровнями вплоть до пожилых возрастов, но и принципиально иной конфигурацией, нежели в западноевропейских странах.

Повозрастная смертность населения России от неточно обозначенных состояний на фоне западноевропейских стран в 1990-2009 гг.

«Симптомы, признаки и неточно обозначенные состояния» (МКБ-IX) или «Симптомы, признаки и отклонения от нормы, выявленные при клинических и лабораторных исследованиях, не классифицированные в других рубриках» (МКБ-Х) объединяют почти сотню крайне размытых состояний, учет смертей от которых является более чем субъективным и характеризуется спецификой не только в международном аспекте, но и в рамках одной страны, на региональном уровне.

В России актуальными являются такие рубрики, как R54 (Старость без упоминания о психозе) и R95 (Внезапная смерть грудного ребенка). Смертность от неточно обозначенных состояний населения трудоспособных возрастов практически полностью обусловлена такими причинами, как мгновенная смерть (R96.0), смерть, наступившая менее чем через 24 часа с момента появления симптомов, не имеющая другого объяснения (R96.1), смерть без свидетелей (R98) и, используемые в подавляющем большинстве случаев, «другие неточно обозначенные и неуточненные причины смерти» (R99). Отметим, что последний блок причин озаглавлен в МКБ-Х как «Неточно обозначенные и неизвестные причины смерти».

Смертность российского населения от неточно обозначенных состояний выросла за последнее 20-летие в 2,4 раза у мужчин и в 2,1 раз у женщин. Эти негативные тенденции были обусловлены всеми возрастными группами, причем наименее значительно (на 31,7% и 37,5%) выросла детская смертность и смертность лиц старческих возрастов (на 77,4% и в 2 раза). Смертность населения трудоспособных и пожилых возрастов (т.е. в тех возрастах, когда говорить о смерти от старости явно преждевременно) выросла кратно (мужчин – в 3-3,7 раза, женщин – в 2,3-3,6 раза) (рис. 17).

В Великобритании уровни мужской смертности от неточно обозначенных состояний в 2009 г. мало отличались от таковых в 1990 г. (снижение на 2,9%), женская смертность выросла почти на четверть (рис. 17). При этом за последнее 20-летие позитивные тенденции выявлены только у детей, смертность которых снизилась в этот период в 3,7 и 3,9 раза соответственно, во всех остальных группах наблюдался рост показателя. Наиболее высокими темпами росла смертность от неточно обозначенных состояний в трудоспособных возрастах: так, среди 15-29-летних искомый показатель вырос в 2 и 3,6 раза, 30-44-летних – в 3 и 5,2 раза, 45-59-летних – в 2,6 и 2,4 раза. Отметим, что у мужчин и в возрасте 60-74 года смертность выросла почти двукратно (на 91,1%).

В отличие от России и Великобритании, во Франции за последнее 20-летие смертность от неточно обозначенных состояний снизилась на 11,2% и 13,4% соответственно, причем позитивные тенденции определялись населением до 45 и старше 75 лет. В младших возрастных группах темпы снижения показателя сокращались с возрастом от 5 и 4,4 раз у детей до 7% и 0,5% у 30-44-летних, в самой старшей возрастной группе смертность снизилась на 14,3% и 11,6% соответственно. Смертность лиц 45-74 лет выросла, причем у 45-59-летних – на 37,2% и 39,9% (рис. 17).

Рис. 17. Повозрастные темпы изменения смертности от неточно обозначенных состояний населения России, Великобритании, Франции и Германии в 1990-2009 гг.

Гораздо более последовательно улучшалась ситуация в Германии, где смертность от неточно обозначенных состояний снизилась за 20-летие почти на треть у мужчин и почти на 40% у женщин, причем их темпы существенно менялись с возрастом. Так, темпы снижения показателя снижались с возрастом от почти 4-кратных у детей до 1%- и 8,4%-ных у 45-59-летних, далее возрастали до почти 2-кратного снижения показателя у лиц 75 лет и старше (рис. 17).

Таким образом, ухудшение ситуации с неточно обозначенными состояниями в последнее 20-летие в той или иной мере затронуло все страны, кроме Германии. Однако в западноевропейских странах наблюдалось устойчивое (как правило, 4-кратное) снижение детской смертности от этих причин, а во Франции и в Германии – и смертности населения старческих возрастов. Тем не менее, во всех 4 странах хуже всего развивалась ситуация для той или иной возрастной группы периоды трудоспособности: в России и Англии это 15-59-летние (весь период трудоспособности), во Франции и Германии – 45-59-летние (ощутимый рост смертности у французов и минимально выраженные позитивные тенденции у немцев). Однако Россия оказалась единственной страной, где негативные тенденции определялись всеми возрастными группами на фоне сверхвысоких темпов роста показателя в трудоспособных возрастах.

Таблица 8

Различия в смертности от неточно обозначенных состояний в основных возрастных группах населения России по сравнению с Великобританией, Францией и Германией (2009 г.) (отношение соответствующих показателей).

Отметим, что в настоящее время в 3 западноевропейских странах вариабельность смертности от неточно обозначенных состояний превышает 7 раз у мужчин и 3 раза у женщин – феномен, не наблюдавшийся ни для одного класса, где диагностика определяется объективными показаниями, а не субъективными особенностями учета, специфическими для каждой отдельной страны. Подчеркнем, что высокие уровни смертности от неточно обозначенных состояний – всегда признак плохой диагностики, плохой статистики смертности, и худшей в настоящее время из 3 западноевропейских стран является Франция, лучшей – Великобритания. Отметим, что отставание Франции формируется на всем возрастном интервале, и на всем возрастом интервале, кроме детей, оно является кратным, достигая максимума (14,2 и 16,3 раза соответственно) среди 60-74-летних.

Рис. 18. Возрастной профиль смертности от неточно обозначенных состояний населения России, Великобритании, Франции и Германии, 2009 г. (логарифмическая шкала)

Однако в настоящее время Россия по уровню смертности от неточно обозначенных состояний проигрывает 62,3% и 58,2% даже Франции, отставание ее от Великобритании является 10-кратным у мужчин и 5-кратным у женщин. При этом минимальным является отставание в детских возрастах (оно не превышает 68,6% по сравнению с английскими девочками). Интересно, что если в мужской популяции проигрыш России очевиден по всем возрастным группам, независимо от страны, то в женской популяции смертность француженок 60-74 лет превышает российскую на 21,2%. Но это обстоятельство является единственным приятным исключением. Отметим, что в 1990 г. Россия по уровню смертности от неточно обозначенных состояний опережала только англичан, смертность французов и немцев в первый год исследования были существенно выше, чем в России, причем это определялось практически всеми половозрастными группамиⁱⁱⁱ (табл. 8).

Выразительным выглядит современный возрастной профиль смертности населения 4 стран: только в России и у французских мужчин отсутствует характерный минимум смертности в возрасте 15-29 лет, и очевидным становится существенное превышение показателя в трудоспособных возрастах. Кроме того, следует отметить, с одной стороны, сходство возрастного профиля смертности России и Франции, с одной стороны, и резкие отличия в его конфигурации с англичанами – с другой. Это еще раз подчеркивает специфику формирования смертности от этих причин в каждой отдельной стране (рис. 18).

Укажем, что высокие уровни смертности от неточно обозначенных состояний свидетельствуют не только о плохом качестве данных, но и вытекающем из этого обстоятельства недоучете смертности от других причин. Мы не беремся судить о резервуарах этого недоучета в западноевропейских странах, но в России ими являются в трудоспособных возрастах в первую очередь алкогольная смертность и смертность от внешних причин, в пожилых и особенно старческих возрастах – сердечно-сосудистая смертность.

Подводя итоги анализу эволюции повозрастной смертности в 4 странах, следует указать на ее явную специфику – в каждой стране развитие шло по собственной модели.

В России за последнее 20-летие не только темпы, но и тенденции изменения смертности менялись с возрастом: максимально выраженные позитивные тенденции младенческой смертности затухали с возрастом, сменившись негативными у населения 20 лет. Максимальные выраженные негативные тенденции сформировались у населения 25-34 лет, затем темпы их снижались с возрастом, сменившись позитивными у мужчин после 75, у женщин – после 60 лет. Подобные закономерности (максимально благополучное развитие ситуации в детских возрастах с постепенным затуханием к периоду трудоспособности, максимально выраженные негативные тенденции в младших трудоспособных возрастах и их затухание с возрастом) наблюдались для всех ведущих причин смерти, за исключением новообразований, смертность от которых, во-первых, снизилась, во-вторых, темпы позитивных тенденций онкологической смертности последовательно снижались с возрастом. Подобная модель повозрастного изменения смертности привела к снижению продолжительности жизни мужчин за период исследования на год, у женщин – к росту на 0,3 года.

В Великобритании снижение смертности определялось практически всеми возрастными группами, при этом повозрастное распределение темпов снижения показателя носило ярко выраженный бимодальный характер: максимальные темпы снижения показателя наблюдались у детей 1-4 лет, затем постепенно снижались с возрастом. Минимально выраженные позитивные тенденции наблюдались у 30-39-летних и с возрастом усиливались, причем второй пик сформировался у 60-74-летних, постепенно снижаясь с возрастом. Характерной чертой Великобритании является близость темпов снижения смертности в детских и пожилых возрастах. Ускорение позитивных тенденций в пожилых возрастах определяется такими ведущими причинами смерти, как сердечно-сосудистые заболевания, новообразования, травмы и отравления и болезни органов дыхания. Замедление позитивных тенденций общей смертности в 30-44 года определялось формированием негативных тенденций смертности от болезней органов пищеварения, инфекционных заболеваний и неточно обозначенных состояний в этой возрастной группе. Вследствие подобной динамики продолжительность жизни населения Великобритании выросла на 5,2 года у мужчин и на 3,7 года у женщин.

Франция характеризуется очень высокими и близкими по величине темпами снижения общей смертности населения до 30 лет, затем позитивные тенденции ослабевают, оказываясь минимально выраженными среди 45-59-летних. Далее следует ускорение позитивных тенденций, и пик их приходится на 60-69 лет у мужчин и 75-84 года у женщин. При этом, в отличие от англичан, темпы снижения показателя в пожилых возрастах были существенно ниже таковых в детских и молодых возрастах. Ускорение позитивных тенденций в пожилых возрастах определялось сердечно-сосудистыми заболеваниями, внешними причинами, болезнями органов дыхания и, отчасти, пищеварения. Интересно, что сокращение темпов позитивных тенденций у 45-59-летних наблюдалось для всех этих нозологий, однако особо следует отметить рост инфекционной смертности и смертности от неточно обозначенных состояний у лиц этих возрастов. Вследствие подобной динамики продолжительность жизни населения Франции выросла на 4,5 года у мужчин и на 3,3 года у женщин.

В Германии в последнее 20-летие темпы снижения смертности сокращались с возрастом достаточно последовательно, с минимальным отставанием среди 50-59-летних, при этом темпы снижения смертности немецкого населения отличались высокой пропорциональностью практически на всем возрастном диапазоне: достаточно указать, что если младенческая смертность снизилась в этот период вдвое, то смертность 70-74-летних – на 40%. Эта соразмерность темпов снижения общей смертности определялась прежде всего триадой «болезни системы кровообращения – новообразования – травмы», а также болезнями органов пищеварения и дыхания (у мужчин). Эта модель оказалась наиболее эффективной – за 20-летие продолжительность жизни населения Германии выросла на 5,8 года у мужчин и 4,3 года у женщин.

Таким образом, можно констатировать, во-первых, что изменения, приведшие к современному сходному уровню продолжительности жизни в 3 западноевропейских странах, отличаются заметной спецификой, однако нигде не наблюдалось устойчивого и длительного роста смертности населения в какой-то возрастной группе.

Во-вторых, близость уровней продолжительности жизни в 3 западноевропейских странах и в возрастном, и в нозологическом аспекте носит компенсаторный характер, т.к. сопровождается существенными различиями в смертности от ведущих причин, особенно возрастающими в период трудоспособности.

В-третьих, проблемы с рядом патологий не являются специфически российскими: можно отметить негативные тенденции инфекционной смертности во всех 3 западноевропейских странах, болезни органов пищеварения у трудоспособного населения Великобритании, неточно обозначенные состояния у трудоспособного населения Франции.

В-четвертых, в настоящее время российская смертность превышает показатели западноевропейских стран на всем возрастном интервале, однако катастрофические масштабы этот проигрыш приобретает именно в трудоспособных возрастах и определяется абсолютно всеми ведущими причинами смерти. При этом превышение смертности в самой старшей возрастной группе обусловлено только 2 причинами – болезнями системы кровообращения и неточно обозначенными состояниями^iv, смертность от всех других причин в России ниже (иногда – значительно ниже), нежели в западноевропейских странах. Эти диспропорции приводят к деформации российского возрастного профиля смертности от всех причин, за исключением новообразований.

Таблица 9

Структура смертности населения России, Великобритании, Франции и Германии в 2009 г. (%)

В заключение следует указать, что происшедшие за последнее 20-летие изменения привели к качественным сдвигам, выразившимся в изменении такого устойчивого показателя, как структура смертности (табл. 9). Во-первых, с ростом продолжительности жизни новообразования все более вытесняют сердечно-сосудистые заболевания. Так, у населения Франции (и мужчин и женщин), а также у английских женщин на 1-е место вышли новообразования, у английских мужчин доля сердечно-сосудистых заболеваний и новообразований практически сравнялась. Во-вторых, травмы и отравления сохранились в тройке лидеров только у французских мужчин, во всех остальных странах они отошли на 4-е, а у англичанок и немок – на 5-е место, уступив свой ранг либо болезням органов дыхания, либо дыхания и пищеварения. Таким образом, можно предполагать, что в обозримом будущем в постиндустриальных странах ведущая триада будет выглядеть как «новообразования – болезни системы кровообращения – болезни органов дыхания».

В России же только в последние годы удалось переместить, с минимальным отрывом от новообразований, травмы и отравления на 3-е место со 2-го, которое они занимали в мужской популяции все 1990-е и большую часть нулевых годов. При этом значимость сердечно-сосудистых заболеваний и внешних причин в России остается аномально высокой, доля новообразований – аномально низкой.

Таким образом, если западноевропейские страны вышли на самую зрелую стадию эпидемиологического развития, о чем свидетельствует постепенное вытеснение сердечно-сосудистых заболеваний новообразованиями, то Россия еще не до конца исчерпала последствия обратного эпидемиологического перехода, наблюдавшегося в 1990-х – первой половине нулевых годов, о чем свидетельствует и структура смертности, и аномально высокие уровни показателей в трудоспособных (особенно младших трудоспособных) возрастах. На первый взгляд, может показаться, что современный проигрыш России в продолжительности жизни – 15 лет у мужчин и 8 лет у женщин – не оставляет надежд, но нельзя забывать, что в нулевые годы темпы роста показателя в нашей стране более чем на год у мужчин и от 0,5 до 1 года у женщин превышали таковые в западноевропейских странах. Этот опыт, как и опыт хрущевской «оттепели» прошлого века, показывает, насколько эффективными могут быть адекватные меры, направленные на правильно выбранные, действительно приоритетные проблемы, группы и факторы риска.

Список литературы

1. Демографическая модернизация России: 1900—2000. Серия «Новая история» /Ред. Вишневский А.Г. М.: Новое издательство. 2006. 601 с.
2. Иванова А.Е. Динамика социального реформирования в медико-демографических показателях (смертность). /Социально-демографическая безопасность России. Ред. Черешнев В.А., Татаркин А.И. Екатеринбург: Институт экономики УрО РАН. 2008. С. 35-44.
3. Иванова А.Е. Сравнительный анализ динамики смертности в России и европейских странах. /Развитие человеческого потенциала в России сквозь призму здоровья населения. Ред. Стародубов В.И., Иванова А.Е. М.: Литтерра. 2012. С. 11-38.
4. Рыбаковский Л.Л. Демографическое будущее России и миграционные процессы //Социологические исследования. 2005. №3. С. 71-81.
5. Семенова В.Г. Обратный эпидемиологический переход в России. М.: ЦСП. 2005. 270 с.
6. Школьников В.М., Милле Ф. Смертность в России: затянувшееся отставание //Мир России. 1999. Т. 8. №4. С. 138-162.
7. Щербакова Е. Увеличение ожидаемой продолжительности жизни за 1993-2009 годы произошло в основном за счет старших возрастных групп //Дeмоскоп-Weekly. 2011. №463-464. URL: http://193.232.31.5/weekly/2011/0463/barom03.php (Дата посещения 22.03.2012)
8. McKee M., Shkolnikov V.M. Health expectancy in the Russian Federation: a new perspective on the health divide in Europe. Bulletin of the WHO – 2003;81(11):778-787.
9. Shkolnikov V.M, McKee M., Leon D.A. Changes in life expectancy in Russia in the mid-1990s. Lancet 2001;357:917–921.
10. Shkolnikov V.M., Andreev E.M., Leon D.A., McKee M., Mesle F., Vallin J. Mortality reversal in Russia: the story so far. Journ. Hyg. Intern. 2004;(4):29-80.

References

1. 1. Demograficheskaya modernizatsiya Rossii: 1900-2000. Seriya «Novaya istoriya» [Demographic modernization of Russia: 1900-2000. Series “New history”] Vishnevskiy A.G., editor. Moscow: Novoye izdatelstvo; 2006. 601 p.
2. 2. Ivanova A.Ye. Dinamika sotsialnogo reformirovaniya v mediko-demograficheskikh pokazatelyakh (smertnost). [Dynamics of social reforming shown in demographic and health indicators (mortality)]. In: Sotsialno-demograficheskaya bezopasnost Rossii. V.A. Chereshnev, A.I. Tatarkin, editors. Ekaterinburg: Institut ekonomiki UrO RAN. 2008. P. 35-44.
3. 3. Ivanova A.Ye. Sravnitelnyy analiz dinamiki smertnosti v Rossii i yevropeyskikh stranakh [A comparative analysis of mortality dynamics in Russia and European countries]. In: Razvitiye chelovecheskogo potentsiala v Rossii skvoz prizmu zdorovya naseleniya. V.I. Starodubov, A.Ye. Ivanova, editors. Moscow: Litterra; 2012. P. 11-38.
4. 4. Rybakovskiy L.L. Demograficheskoye budushcheye Rossii i migratsionnyye protsessy [Demographic future of Russia and migration]. Sotsiologicheskiye issledovaniya 2005;(3):71-81.
5. 5. Semenova V.G. Obratnyy epidemiologicheskiy perekhod v Rossii [Reverse epidemiological transition in Russia]. Moscow: TsSP; 2005. 270 p.
6. 6. Shkolnikov V.M., Mille F. Smertnost v Rossii: zatyanuvsheyesya otstavaniye [Mortality in Russia: prolonged delay]. Mir Rossii 1999;8(4):138-162.
7. 7. Shcherbakova Ye. Uvelicheniye ozhidayemoy prodolzhitelnosti zhizni za 1993-2009 gody proizoshlo v osnovnom za schet starshikh vozrastnykh grupp [Increase in life expectancy in 1993-2000 was mainly due to the older population groups]. Demoskop-Weekly 2011;463-464 [cited 2012 Mar 12]. Available from: http://193.232.31.5/weekly/2011/0463/barom03.php
8. McKee M., Shkolnikov V.M. Health expectancy in the Russian Federation: a new perspective on the health divide in Europe. Bulletin of the WHO 2003;81(11):778-787.
9. Shkolnikov V.M, McKee M., Leon D.A. Changes in life expectancy in Russia in the mid-1990s. Lancet 2001;357:917–921.
10. Shkolnikov V.M., Andreev E.M., Leon D.A., McKee M., Mesle F., Vallin J. Mortality reversal in Russia: the story so far. Journ. Hyg. Intern. 2004;(4):29-80.

Добавить комментарий

Пожалуйста оставляйте комментарии только по теме. Вы можете оставить свой комментарий любым браузером кроме Internet Explorer старше 6.0
Имя:
E-mail
Комментарий:
Код:*