DOI: 10.21045/2071-5021-2023-69-4-6

^1,2Сабгайда Т.П., ¹Эделева А.Н.
¹ ФГБУ «Центральный научно-исследовательский институт организации и информатизации здравоохранения» Министерства здравоохранения Российской Федерации, Москва, Россия;
² Институт демографических исследований Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук, Москва, Россия

Резюме

Актуальность. Многоаспектный характер пандемии новой коронавирусной инфекции затрудняет определение факторов, приводящих к чрезвычайно широкой вариации уровней региональной смертности от COVID-19. Одним из таких факторов, возможно, является качество жизни населения.

Цель работы - определить, влияет ли качество жизни населения на уровень смертности населения от COVID-19. 

Материалы и методы. Сравнивались средние значения смертности от COVID-19 и темпы её роста с 2020 по 2021 год в группах регионов с наибольшими и наименьшими показателями: условия и качество жизни, материальное состояние населения, численность населения на одну больничную койку и на одного врача, стандартизованная смертность от убийств, самоубийств и самоповреждений, причин, связанным с употреблением алкоголя и наркотиков. Применялся корреляционный анализ.

Результаты. Значимые различия средних значений смертности от COVID-19 выявлены в первый год пандемии только между группами регионов, различающимися по смертности от причин, связанных с употреблением алкоголя, во второй год пандемии - между группами регионов, различающимися по условиям и качеству жизни, смертностью от самоубийств и самоповреждений. Различия темпов роста смертности выявлены межу этими же группами регионов, а также между группами, выделенными по материальному состоянию населения и его обеспеченностью койками. Для 2020, но не для 2021 года, выявлены слабые, хотя и значимо отличные от нуля, корреляционные связи стандартизованной смертности от COVID-19 с нагрузкой на больничную койку (прямая), с нагрузкой на врача (обратная) и со смертностью от причин, обусловленными алкоголем (обратная).

Выводы. Качество жизни населения является фактором региональной дифференциации уровня смертности от COVID-19. В «объективной» модели качества жизни смертность от COVID-19 в благополучных регионах выше, а в «субъективной» модели – ниже. Темп роста смертности во второй год пандемии был выше в регионах с высоким уровнем жизни населения. Фактор обеспеченности населения койками повлиял на смертность от COVID-19 только в первый год пандемии.

Область применения результатов. Полученные результаты полезны как при планировании противоэпидемических мероприятий, так и для разработки мер по выравниванию условий жизни населения страны в разных регионах.

Ключевые слова: модели качества жизни; нагрузка на больничную койку, нагрузка на врача; смертность от причин, связанных с алкоголем; психологическое неблагополучие населения.

Контактная информация: Сабгайда Тамара Павловна, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Финансирование. Исследование не имело спонсорской поддержки.
Конфликт интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов в связи с публикацией данной статьи.
Соблюдение этических стандартов. Данный вид исследования не требует прохождения экспертизы локальным этическим комитетом.
Для цитирования: Сабгайда Т.П., Эделева А.Н. Смертность от COVID-19 как показатель региональных различий качества жизни населения. Социальные аспекты здоровья населения [сетевое издание] 2023; 69(4):6. Режим доступа: http://vestnik.mednet.ru/content/view/1502/30/lang,ru/. DOI: 10.21045/2071-5021-2023-69-4-6

MORTALITY FROM COVID-19 AS AN INDICATOR OF REGIONAL DIFFERENCES IN LIFE QUALITY
^1,2Sabgayda T.P., ¹Edeleva A.N.
¹Federal Research Institute for Health Organization and Informatics of the Ministry of Health of the Russian Federation, Moscow; Russian Federation
² Institute for Demographic Research - Branch of the Federal Center of Theoretical and Applied Sociology of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russian Federation

Abstract

Significance. The multifaceted nature of the novel coronavirus pandemic makes it difficult to determine the factors leading to an extremely wide variation in regional COVID-19 mortality rates.

The purpose of the study is: to determine whether life quality affects mortality from COVID-19. Quality of life may be one of the factors.

Material and methods. The average values of mortality from COVID-19 and its growth rate from 2020 to 2021 were compared in groups of regions with the highest and lowest indicators: conditions and quality of life, financial status, population per hospital bed and per doctor, standardized mortality from homicides, suicide and self-harm, alcohol and drug-related causes. A correlation analysis was implemented.

Results. In the first year of the pandemic, significant differences in average mortality from COVID-19 were detected between groups of regions that differ in mortality from causes associated with alcohol consumption, while in the second year of the pandemic significant differences were detected between groups of regions that differ in terms of conditions and quality of life, and mortality from suicide and self-harm. Differences in mortality growth rates were registered between the same groups of regions, as well as between groups by financial status of the population and population per bed ratio. For 2020, but not for 2021, there are weak, although significantly non-zero correlations between standardized COVID-19 mortality and population per hospital bed ratio (direct), population per doctor ratio (reverse), and alcohol-related mortality (reverse).

Conclusion. Life quality of the population is a factor of regional differentiation of mortality from COVID-19. In the “objective” model of life quality, mortality from COVID-19 is higher in prosperous regions, while in the “subjective” model it is lower. The growth rate of mortality in the second year of the pandemic was higher in the regions with a high standard of living. The population per bed ratio had an effect on mortality from COVID-19 only in the first year of the pandemic.

Scope of application. The results obtained can be used for both planning anti-epidemic measures and developing measures to equalize the living conditions in different regions.

Keywords: life quality models; population per hospital bed ratio, population per doctor ratio; mortality from alcohol-related causes; psychological distress of population

Corresponding author: Tamara P. Sabgayda, email: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script
Information about authors:
Sabgayda T.P., http://orcid.org/0000-0002-5670-6315
Edeleva A.N., https://orcid.org/0000-0002-8683-5185
Acknowledgments. The study had no sponsorship.
Competing interests. The authors declare the absence of any conflicts of interest regarding the publication of this paper.
Compliance with ethical standards. This study does not require a conclusion from the Local Ethics Committee.
For citation: Sabgayda TP, Edeleva AN. Mortality from COVID -19 as an indicator of regional differences in life quality. Social'nye aspekty zdorov'a naselenia [serial online] 2023; 69(4):6. Available from: http://vestnik.mednet.ru/content/view/1502/30/lang,ru/. DOI: 10.21045/2071-5021-2023-69-4-6 (In Rus).

Введение

Распространение вируса SARS-COV-2 среди населения привело к значительному росту смертности как из-за смертей непосредственно от COVID-19, так и из-за косвенных избыточных смертей, не связанных с COVID-19. Отмечаются статистически аномальные различия между субъектами РФ по уровню смертности от COVID-19, в том числе находящихся в пределах одного и того же федерального округа, предположительной причиной которых является неправильная классификация и кодирование причин смерти, а также разные подходы к учету заболеваний и смертей от COVID-19 [1]. Различия между регионами России по уровню смертности невозможно объяснить только влиянием внешних социально-экономических факторов (разная плотность населения, различия в доле городского населения), возможно влияние намеренного искажения имеющихся данных, чтобы скрыть масштабы эпидемии [2].

Считается, что увеличение обеспеченности населения врачами и медицинскими работниками, а также койками в стационарах ведёт к снижению уровня смертности [3]. При этом отмечается территориальное неравенство и неравномерность развития материально-технической базы медицинских организаций и ресурсного обеспечения [4]. Однако российские исследователи пришли к выводу, что степень развитости медицинской инфраструктуры вкупе с демографическими характеристиками региона, распространенностью ряда болезней, определяющих тяжесть течения COVID-19, и плотность населения объясняют вариацию уровня смертности в регионах менее, чем на 50% [5].

С другой стороны, в России не преодолена проблема значительной дифференциации развития регионов и уровня и качества жизни населения. Отмечается, что вследствие слабости российской экономики и низкого уровня жизни, россияне сильнее ряда других стран почувствуют удар новой инфекции на экономику [6] Для анализа социально-экономической дифференциации территорий одним из наиболее востребованных подходов является оценка показателя качества жизни [7].

Качество жизни населения понимается как социально-экономический комплексный показатель, включающий важнейшие аспекты жизнедеятельности и безопасности человека [8], среди них уровень развития здравоохранения, материальное благосостояние и др. Качество жизни населения определяется не только экономическим ростом общества, но и степенью усовершенствования физических, духовных и социальных потребностей, степенью удовлетворенности населения своей жизнью.

Есть два подхода к оценке качества жизни: измерением объективных показателей условий жизни и измерением субъективных оценок условий жизни, соответствующих «объективной» и «субъективной» концептуальным моделям качества жизни [9]. Согласно «объективной» модели качество жизни определяется по совокупности различных статистических показателей: природно-географических параметров, характеристик социально-экономического развития, факторов окружающей среды и условий жизнедеятельности [10]. При этом, в зависимости от профиля научной деятельности, исследователи при трактовке качества жизни и разработке показателей для его измерения излишне акцентируют внимание на одних группах человеческих потребностей, игнорируя другие. «Экономическая» трактовка преобладает над остальными ввиду того, что материальные потребности более универсальны и легко измеримы [11]. Согласно «субъективной» модели, качество жизни отражается в субъективных ощущениях, сознательных и подсознательных психофизиологических и поведенческих реакциях. Объединение двух моделей в одну комплексную требует специальных исследований [12].

Существующие в регионах различия климатических условий и природных ресурсов, экономических и социальных возможностей, различия в составе и величине потребления не позволяют привести их к единому варианту удовлетворения потребностей общества [13]. Возможно, этот же комплекс разноуровневых факторов определяет и уровень смертности от COVID-19. Исследователи отмечают, что важнейшая особенность пандемии COVID-19 состоит в ее многоаспектном характере, не сводимом к воздействию только одного-двух факторов: с одной стороны, местные особенности ускоряют или тормозят заражение (высокий уровень развития торговли оказался ожидаемо связан с повышением избыточной смертности), с другой — усиливают или ослабляют сопротивляемость населения к инфекции [14].

Гипотезой исследования является утверждение, что качество жизни населения является объясняющим фактором региональной дифференциации уровня смертности от COVID-19.

Цель статьи – определить, влияет ли качество жизни населения на уровень смертности населения от COVID-19.

Материалы и методы

Влияние условий и качества жизни населения на риск смерти от COVID-19 мы косвенно оценили, сравнивая средние значения смертности в группах благополучных и неблагополучных регионов по соответствующим показателям. Для нивелирования влияния качества учета причин смерти от COVID-19 сравнивались также темпы роста смертности с 2020 по 2021 год в анализируемых группах регионов. Выделение групп субъектов Российской Федерации проводилось по следующим показателям, формирующим условия и качество жизни населения

Во-первых, мы использовали группировку субъектов РФ по показателям, формирующим уровень и качество жизни населения регионов РФ, проведенную экономистами Н.А. Щукиной и соавторами [15]. Авторы получили устойчивую классификацию, разделили субъекты РФ на четыре однородных кластера и выявили 9 нетипичных регионов по уровню жизни населения. Все восемь регионов благополучного первого кластера в 2018 году характеризовались низким уровнем безработицы населения, близким к среднероссийским показателям заболеваемости и высокими значениями среднедушевых денежных доходов населения, значениями ВРП на душу населения, а также объема платных услуг и оборота розничной торговли, а четыре региона неблагополучного четвёртого кластера – противоположными характеристиками этих показателей.

Во-вторых, для повышения надёжности заключений о влиянии качества жизни мы сравнивали средние значения смертности от COVID-19 в 12 субъектах Российской Федерации с наибольшими и в 12 субъектах с наименьшими значениями рейтингов регионов по материальному состоянию населения, составленный экспертами «РИА Рейтинг» по данным Росстата и Центрального банка России за 2021 год [16], а также с оцененными ими же рейтингами регионов по качеству жизни населения для 2021 года [17].

В-третьих, для уточнения отдельных составляющих качества и условий жизни мы дополнительно выделяли группы регионов по нагрузке на одного врача и на одну койку. Проводилось сравнение между 12 субъектами Российской Федерации с наибольшими и 12 субъектами с наименьшими показателями численности населения на одну больничную койку и численности населения на одного врача в сравнении с плотностью населения. Сравнивали средние значения смертности лиц обоего пола от COVID-19 в группах регионов, а также темп роста смертности от COVID-19 с 2020 по 2021 годы. Мы использовали данные Росстата [18]. При этом результаты сравнительного анализа средних значений смертности в группах регионов верифицировались результатами корреляционного анализа связи смертности от COVID-19 и числа выявленных случаев заражения вирусом SARS-COV-2 с нагрузкой на больничную койку и на одного врача на основе значений показателей 2020 и 2021 года в 85 субъектах Российской Федерации.

В-четвертых, учитывали влияние психологического состояния населения, которое в определенной степени характеризуется уровнем депрессии (выделяли группы регионов по уровням смертности от самоубийств и самоповреждений и уровню смертности от причин, связанным с употреблением алкоголя) и уровнем агрессии (выделяли группы регионов по уровням смертности от убийств и от причин, связанных с наркотиками).

Использовались данные Росстата о смертности населения регионов в 2019-2021 годs. Расчёты проводились в Excel.

Результаты

Рост смертности от всех причин в 2020 году по сравнению с 2019 годом наблюдался во всех субъектах Российской Федерации, однако в существенно различающейся степени: от 6,2% (в Магаданской области) до 45,6% (в республике Чечня). Среднероссийский прирост смертности составил 17,1%. Разброс значений показателя смертности от COVID-19 на территории страны в 2020 году составлял 29,5 раз (от 4,9 в Сахалинской области до 144,6 на 100000 в Ямало-Ненецком автономном округе). При этом в первый год пандемии в России наблюдалась существенная неоднородность учета потерь от новой коронавирусной инфекции внутри страны, как итог, доля смертности от COVID-19 в приросте смертности варьировала в 2020 году от 3,9% (в Чукотском автономном округе) до 136,3% в Ингушетии (что отражает значительное снижение смертности от других причин среди населения этой республики) при среднероссийском показателе 45,5%.

Рост смертности от всех причин в 2021 году по сравнению с 2019 годом также наблюдался во всех субъектах Российской Федерации в неодинаковой степени: от 9,2% (в республике Тыва) до 45,9% (в Липецкой области) при среднероссийском приросте смертности 32,6%. Уровень смертности от COVID-19 в 2021 году различался в 7,1 раз (от 49,2 в Кировской области до 350,6 в Оренбургской области). Доля смертности от COVID-19 в приросте смертности с 2019 по 2021 годы варьировала от 14,9% (в Кировской области) до 145,7% (в Тыве) при среднероссийском показателе 75,6%.

В таблице 1 приведены средние значения смертности от COVID-19 и средний темп роста этой смертности с 2020 по 2021 годы в группах благополучных и неблагополучных регионов по условиям и качеству жизни населения.

Таблица 1

Средние значения стандартизованных коэффициентов смертности от COVID-19 в 2020 и 2021 годы (на 100000) и средний рост смертности с 2020 по 2021 годы в группах субъектов РФ, разделенных на основе разных социально-экономических показателей

* жирным шрифтом выделены значения различающихся средних величин

Как следует из таблицы, средний уровень смертности от COVID-19 в более благополучных регионах выше, и с 2020 по 2021 годы эта смертность выросла в благополучных регионах в большей степени. В первый год пандемии различие уровней смертности статистически не значимо ни при каком основании классификации регионов. Для смертности в 2021 году выявлены различия между 1 и 4 кластерами (комплексно уровень и качество жизни населения), а также между субъектами РФ с наибольшими и наименьшими рейтингами качества жизни населения. При этом значимые различия в средних темпах роста смертности от COVID-19 найдены между 1 и 4 кластерами и между субъектами РФ с наибольшими и наименьшими рейтингами материального состояния населения.

Условия жизни населения характеризуются доступностью для него медицинской помощи. Мы проанализировали зависимость уровня смертности от COVID-19 от обеспеченности населения врачами и койками. Мы провели сравнение средних значений смертности между группами регионов с наибольшими и наименьшими значениями численности населения на одну больничную койку (соответственно, с наименьшей и наибольшей обеспеченностью) и на одного врача (табл. 2). Сравнили также темп роста смертности от COVID-19 с 2020 по 2021 годы. В 2020 году наблюдались более выраженные различия уровней смертности, однако со сравнительно большими значениями ошибок среднего. Значимые различия выявлены только для темпа роста смертности в случае сравнения регионов с разной нагрузкой на койку.

Таблица 2

Средние значения стандартизованных коэффициентов смертности от COVID-19 в 2020 и 2021 годы (на 100000) и средний рост смертности с 2020 по 2021 годы в группах субъектов РФ, разделенных на основе плотности населения и его разной обеспеченностью медицинскими работниками и койками

* жирным шрифтом выделены значения различающихся средних величин

В ходе корреляционного анализа для 2020 года были выявлены (хоть и очень слабые, но значимо отличные от нуля) прямая корреляционная связь стандартизованной смертности от COVID-19 с нагрузкой на больничную койку и обратная корреляционная связь смертности с нагрузкой на врача (табл. 3). В 2021 году таких связей не выявлено.

Таблица 3

Коэффициенты корреляции Пирсона и их ошибки между показателями стандартизованной смертности от COVID-19 и числа выявленных случаев заражения коронавирусом SARS-CoV-2 населения 85 субъектов Российской Федерации и показателями нагрузки на врача и на койку

Для случаев заражения коронавирусом SARS-CoV-2 не выявлено корреляционных связей с обеспеченностью населения койками и в оба года пандемии выявлена обратная корреляционная связь с обеспеченностью населения врачами.

Качество жизни связано также с психологическим состоянием населения. Степень депрессивности можно косвенно оценить по смертности от самоубийств и от причин, связанных с алкоголем, а степень распространения агрессии в обществе – по смертности от убийств и, в некоторой степени, от причин, связанных с наркотиками. Разделив субъекты Российской Федерации по условию 12 наибольших и 12 наименьших значений смертности от указанных причин, мы оценили Средние значения смертности от COVID-19 в полученных группах регионов (табл. 4).

Таблица 4

Средние значения стандартизованных коэффициентов смертности от COVID-19 в 2020 и 2021 годы (на 100000) и средний рост смертности с 2020 по 2021 годы в группах субъектов РФ, разделенных на основе показателей смертности, отражающих психологического состояния населения

* жирным шрифтом выделены значения различающихся средних величин

Как следует из таблицы 4, распространение депрессивного настроя в обществе отражается на смертности от COVID-19, тогда как влияния повышенной агрессии не выявлено. Корреляционный анализ не выявил значимых связей уровня смертности от COVID-19 с показателями смертности, отражающими психологическое состояние населения, за исключением слабой отрицательной связи в 2020 году со смертностью от причин, обусловленными алкоголем (коэффициент корреляции - 0,13±0,11).

Обсуждение

В первый год пандемии точный учет потерь, обусловленных COVID-19, в значительной мере был затруднен как объективными (новым видом вируса с неизвестной этиологией болезни, дорогостоящая лабораторная диагностика), так и субъективными (проблемы бюрократического характера) обстоятельствами. В 2021 году ситуация изменилась, если причиной смерти была новая коронавирусная инфекция, то первоначальной причиной чаще стремились указывать именно COVID-19. Соответственно, в 2020 году экстремальные значения прироста смертности, уровня смертности от COVID-19 и её вклада в прирост смертности от всех причин отмечались в разных субъектах Российской Федерации, тогда как в 2021 году отмечалась большая согласованность в изменении анализируемых показателей, и набор регионов с экстремальными значениями показателей уменьшился. Такая ситуация отражает более унифицированный подход к кодированию причины смерти инфицированных лиц в 2021 году. Так, было показано, что в Москве в 2021 году причины смерти лиц, инфицированных коронавирусом, стали кодировать корректнее [19].

Полученные результаты свидетельствуют, что качество жизни населения связано с уровнем смертности населения от COVID-19 обратно пропорционально: уровень смертности от COVID-19 выше в регионах, где качество жизни лучше. На первый взгляд, это противоречит заключениям других исследователей, что риск смерти от инфекции выше в областях с высокими процентами бедных и ниже в областях с хорошей медицинской инфраструктурой [20]. Мало того, по нашим данным с 2020 по 2021 годы смертность в большей степени выросла в регионах, где качество жизни лучше, где лучше материальное благополучие и уровень жизни населения. Но это противоречие кажущееся, поскольку качество жизни – это комплексный показатель. Прямо пропорциональная связь уровня смертности от COVID-19 с качеством жизни может быть опосредована большей интенсивностью передачи инфекции при большей плотности населения и большей его мобильности в экономически развитых регионах; снижением иммунитета из-за производственного и транспортного загрязнения окружающей среды, лучшей выявляемостью инфицирования из-за наличия достаточного количества реактивов для проведения ПЦР-тестов в экономически развитых регионах.

С другой стороны, большая доступность медицинской помощи из-за меньшего дефицита медицинских работников и лучшей ресурсной базы медицинских организаций в экономически развитых регионах должны приводить к снижению смертности. Однако при сравнении средних значений смертности от COVID-19 значимые различия выявлены только для темпа роста смертности в случае сравнения регионов с разной обеспеченностью населения койками, но не для обеспеченности населения врачами и койками, хотя в итоге в 2021 году уровень смертности от COVID-19 был несколько ниже при большей обеспеченности населения койками. Такие результаты согласуются с выводами других исследователей о неоднозначном влиянии ресурсного обеспечения системы здравоохранения на уровень смертности населения [21]. При анализе избыточной смертности в первый год пандемии гипотезы о связи смертности от COVID-19 с обеспеченностью больничными койками, врачами и средним медицинским персоналом не были подтверждены [22]. Полученные нами результаты отражают зависимость смертности от COVID-19 от наличия достаточного количества коек в стационаре. Выявленная корреляционная связь смертности с обеспеченностью населения койками свидетельствует, что при снижении нагрузки на одну койку в стационаре смертность меньше, что соответствует логическим закономерностям доступности медицинской помощи. Отсутствие такой связи в 2021 году отражает существенное увеличение коек для пациентов с COVID-19 вследствие беспрецедентных мер по экстренному созданию дополнительного коечного фонда, предпринятых правительством для противодействия пандемии. И темп роста числа коек был значимо больше в регионах с изначально лучшей обеспеченностью населения койками.

Незначимая связь уровня смертности с обеспеченностью врачами означает, что критическим фактором снижения смертности от COVID-19 является возможность лечения пациентов в стационарных условиях. Кажущаяся логически парадоксальная отрицательная корреляционная связь смертности с обеспеченностью врачами, формально означающая, что при увеличении численности врачей увеличивается смертность населения от COVID-19, отражает факт недостаточности диагностических мощностей во многих регионах и наличия большого числа случаев смерти без выявления коронавируса и, соответственно, с неверным диагнозом смерти. Отсутствие достаточного количества лабораторий и реактивов для проведения ПЦР-тестов или использование просроченных реактивов могло стать одним из факторов модификации структуры причин смерти, благодаря которому часть смертей от COVID-19 была не выявлена. Это подтверждается обратной корреляционной связью показателя обеспеченности населения врачами с количеством выявленных случаев заражения коронавирусом SARS-CoV-2 в оба года пандемии, поскольку при строительстве новых стационаров и открытии дополнительных коек проблема дефицита медицинских работников не была решена. Следует отметить, что при анализе смертности от коронавируса особое значение имеет обеспеченность врачами-инфекционистами, для которой была установлена значимая связь с уровнем избыточной смертности в период пандемии, также была установлена значимая связь избыточной смертности с обеспеченностью населения инфекционными койками [23].

В то же время, результаты сравнительного анализа групп регионов, разделенных на основе показателей смертности, отражающих психологического состояния населения, свидетельствуют, что депрессивное состояние, ухудшающее качество жизни, сопряжено с более высоким уровнем смертности. от COVID-19. Не связанные со смертностью от коронавируса убийства и употребление наркотиков свидетельствуют более о социальном неблагополучии.

Связь уровня смертности от COVID-19 со смертностью от причин, обусловленных алкоголем, неоднозначна. Злоупотребление алкоголем отражается на снижении иммунного статуса, что снижает сопротивляемость организма к инфекции и повышает летальность. По данным литературы, рост уровня употребления алкоголя сопровождается прямо пропорциональным ростом заболеваемости и смертности населения от коронавируса, при этом в России степень корреляционной связи между показателями менее статистически устойчивая, чем в странах Европы [24]. Показанная нами более низкая смертность от COVID-19 в первый год пандемии в регионах, где выше смертность от причин, обусловленных алкоголем (что согласуется с результатами корреляционного анализа), возможно, связана с меньшим распространением инфекции среди некоторых групп населения в первый год пандемии (например, находящихся в учреждениях ФСИН, или проживающих в отдалённых труднодоступных территориях). Кроме того, было показано, что в первые месяцы пандемии COVID-19 происходили разнонаправленные изменения частоты и объемов потребления алкоголя: потребление чаще увеличивалось среди лиц, употреблявших алкоголь до пандемии в больших количествах, и чаще снижалось среди изначально малопьющего населения [25]. Во второй год пандемии ситуация стала более соответствовать логическим закономерностям связи смертности от COVID-19 с алкоголем.

Что касается смертности от самоубийств, то логически верной является её прямая связь с уровнем смертности от COVID-19. Поскольку подавленное состояние не способствует борьбе за жизнь в случае обострения болезни и критического состояния, летальность среди пациентов с депрессивным состоянием выше. Полученные нами результаты соответствуют логическим закономерностям: смертность от COVID-19 выше в регионах, где выше смертность от самоубийств, и во второй год пандемии эти различия стали статистически значимыми.

Такое противоречие с найденной обратно пропорциональной связью качества жизни населения с уровнем смертности от COVID-19 можно объяснить неоднозначностью измерения качества жизни населения. Мы использовали оценки качества жизни, проведённые экономистами, по «объективной» модели, т.к. оценки качества жизни по «субъективной» модели трудно реализуемы, что обусловлено недостатком необходимой информации; отсутствием общепринятых подходов к разработке алгоритмов их агрегирования; неопределенностью влияния ряда показателей на итоговое значение качества жизни и другими причинами [12]. В настоящий период показатель качества жизни населения используется как индикатор социально-экономического развития общества, при этом развитие социальной сферы является следствием промышленного развития, но не приоритетным его ориентиром [13]. Поэтому оценки качества жизни по «субъективной» модели пока менее востребованы. Поскольку показатель частоты самоубийств является важнейшим специфическим социально-демографическим критерием воздействия фактора психологического неблагополучия [26], а алкоголь используется для управления тревогой и неуверенностью [27], то найденные нами закономерности связи психологического неблагополучия со смертностью от COVID-19 относятся уже к субъективной модели качества жизни.

Можно заключить, что смертность от COVID-19 высветила болевые точки общества – от чрезмерной дифференциации социально-экономического развития регионов страны и уровня психологического неблагополучия их населения до проблем дефицита врачей и распространения алкоголизма среди населения.

Выводы

Качество жизни населения является фактором региональной дифференциации уровня смертности от COVID-19. В «объективной» модели качества жизни смертность от COVID-19 в благополучных регионах выше, а в «субъективной» модели – ниже. Темп роста смертности во второй год пандемии был выше в регионах с высоким уровнем жизни населения. Фактор обеспеченности населения койками влиял на смертность от COVID-19 только в первый год пандемии.

Библиография

1. Корхмазов В.Т., Перхов В.И. Дифференциация российских регионов по уровню стандартизованных коэффициентов смертности от СОТЮ-19 в 2021 г. ОРГЗДРАВ: новости, мнения, обучение. Вестник ВШОУЗ 2022; 8(4): 13-27. DOI: https://doi.org/10.33029/2411-8621-2022-8-4-13-27
2. Смирнов А.Ю. Анализ смертности от коронавирусной инфекции в России. Народонаселение 2021; 24(2): 76-86. DOI: https://doi.Org/10.19181/population.2021.24.2.7
3. Молчанова Е.В. Исследование факторов, влияющих на смертность населения в России, с помощью методов математической статистики. Перспективы науки 2011; (5): 73-77.
4. Калашников К.Н. Ресурсное обеспечение российского здравоохранения: проблемы территориальной дифференциации. Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз 2015; (1): 72-87. https://doi.org/10.15838/esc/2015.1.37.5
5. Кучмаева О.В., Калмыкова Н.М., Колотуша А.В. Факторы возникновения дифференциации смертности в России 2019-2020 гг.: эпидемия COVID-19 и не только. Научные исследования экономического факультета. Электронный журнал 2021; 13 (4): 34-63. DOI: https://doi.org/10.38050/2078-3809-2021-13-4-34-64
6. Шувалова О. В. Уровень жизни и качество жизни: факторы и российская специфика. АНИ: экономика и управление 2018; 7(1): 276-279.
7. Окрепилов В. В., Гагулина Н. Л. Развитие оценки качества жизни населения региона. Журнал экономической теории 2019; 16(3): 318-330. DOI: 10.31063/2073-6517/2019.16-3.
8. Камдина Л. В. Развитие методического инструментария оценки влияния антропогенных факторов промышленного производства на качество жизни населения: дис. ... канд. экон. наук. Екатеринбург, 2019. 145 с..
9. Спиридонов С. П. Индикаторы качества жизни и методология их формирования. Вопросы современной науки и практики. Университет им. В. И. Вернадского 2010; (10-12): 208-223.
10. Исакин М. А. Построение интегральных индикаторов качества жизни населения региона. Регион: экономика и социология 2005; (1): 92-109.
11. Мухачёва, А. В. Качество жизни населения как научная категория: теоретические подходы к определению. Вестник Кемеровского государственного университета 2012; (4-1): 303-307.
12. Лещенко Я. А. Качество жизни населения Байкальского региона. Экология человека 2019; (7): 33-41. DOI: 10.33396/1728-0869-2019-7-33-41
13. Суслова Ю.Ю., Алешина О.Г. Влияние инфраструктуры региона на качество жизни населения. Проблемы современной экономики 2015; (2): 225-228.
14. Пилясов А. Н., Замятина Н. Ю., Котов Е. А. Распространение пандемии Covid-19 в регионах России в 2020 году: модели и реальность. Экономика региона 2021; 17(4): 1079-1095. DOI: https://doi.org/10.17059/ekon. reg.2021-4-3.
15. Щукина Н.А., Сибирская Е.В., Овешникова Л.В., Тенетова Е.П. Стратификация субъектов Российской Федерации по уровню жизни населения. Регион: системы, экономика, управление 2020; (2): 44-56.
16. Рейтинг регионов по материальному благополучию населения [электронный ресурс] Режим доступа: https://ria.ru/20221010/reyting_blagopoluchie-1822573566.html. (Дата доступа: 01.06.2023)
17. Рейтинг регионов по качеству жизни – 2022 [электронный ресурс] Режим доступа: https://riarating.ru/infografika/20230213/630236602.html (Дата доступа: 01.06.2023)
18. Социально-экономические показатели по субъектам Российской Федерации. Раздел 5. Здравоохранение. 2022. Режим доступа: https://rosstat.gov.ru/folder/210/document/47652 (Дата доступа: 01.06.2023)
19. Сабгайда Т.П., Зубко А.В., Семенова В.Г. Изменение структуры причин смерти во второй год пандемии COVID-19 в Москве. Социальные аспекты здоровья населения [сетевое издание] 2021; 67(4):1. Режим доступа: http://vestnik.mednet.ru/content/view/1280/27/lang,ru/ DOI: 10.21045/2071-5021-2021-67-4-1
20. Zemtsov S.P., Baburin V.L. Risks of morbidity and mortality during the COVID-19 pandemic in Russian regions. Population and economics 2020; 4(2); 158-181. DOI: https://doi.org/10.3897/popecon.4.e54055
21. Лакман И.А., Тимирьянова В.М., Закирьянова Г.Т. Изучение влияния на смертность населения обеспеченности ресурсами здравоохранения с использованием метода иерархического линейного моделирования. Здравоохранение Российской Федерации 2021; 65(6): 540-548. DOI: https://doi.org/10.47470/0044-197X-2021-65-6-540-548
22. Кашепов, А. В. Избыточная смертность населения в 2020-2021 гг. в регионах Российской Федерации. Modern Science 2021; (5-1): 88-93.
23. Блох А. И., Пасечник О. А., Кравченко Е. И., Фетисов А. О., Обухова Т. М. Подходы к оценке избыточной смертности населения в регионах РФ в период пандемии COVID-19. Медицинский альманах 2022; (1): 57-65.
24. Кривошеев, В. В., Столяров, А. И., Никитина, Л. Ю. Алкоголь увеличивает заболеваемость и смертность от COVID-19. Наркология 2022; 21(2): 34-44. DOI: 10.25557/1682-8313.2022.02.34-44
25. Гиль А.Ю., Вышинский К.В., Фадеева Е.В., Хальфин Р.А. Изменения особенностей потребления алкоголя в Российской Федерации в первые месяцы пандемии COVID-19. Проблемы стандартизации в здравоохранении 2021; (5-6): 63-73. DOI: 10.26347/1607-2502202105-06063-073
26. Величковский Б.Т. Жизнеспособность нации. Взаимосвязь социальных и биологических механизмов в развитии демографического кризиса и изменении здоровья населения России. 2-е изд. исп. и доп. Москва: РАМН. 2012. 255 с.
27. Keyes K. M., Hatzenbuehler M. L., Grant B. F., Hasin D. S. Stress and alcohol: epidemiologic evidence. Alcohol research: current reviews 2012; 34(4): 391-400.

References

1. Korkhmazov V.T., Perkhov V.I. Differentiation of Russian regions on the level of the standardized mortality rates from COVID-19 in 2021. ORGZDRAV: novosti, mneniya, obuchenie. Vestnik VSHOUZ 2022; 8(4): 13-27. DOI: https://doi.org/10.33029/2411-8621-2022-8-4-13-27 (in Rus.)
2. Smimov A.Yu. Analysis of mortality from coronavirus infection in Russia. Population 2021; 24 (2): 76-86. DOI: https://doi.Org/10.19181/population.2021.24.2.7 (in Rus.)
3. Molchanova E.V. Research into the factors influencing the death rate of the population in Russia by means of mathematical statistics methods. Perspektivy nauki 2011; (5): 73-7. (in Rus.)
4. Kalashnikov K.N. Resource security of healthcare in Russia: issues of territorial differentiation. Ekonomicheskie i sotsial'nye peremeny: fakty, tendentsii, prognoz 2015; (1): 72-87. DOI: https://doi.org/10.15838/esc/2015.1.37.5 (in Rus.)
5. Kuchmaeva O.V., Kalmykova N.M., Kolotusha A.V. Factors causing differentiation of mortality in Russia in 2019-2020: the COVID-19 epidemic and beyond. Scientific Research of the Faculty of Economics. Electronic Journal 2021; 13 (4): 34-63. DOI: https://doi.org/10.38050/2078-3809-2021-13-4-34-64 (in Rus.)
6. Shuvalova O.V. Level and standard of living: factors and Russian specificity. ANI: ekonomika i upravleniye 2018; 7(1): 276-279 (in Rus.)
7. Okrepilov V. V., Gagulina N. L. Development of assessment of the quality of life of the population of the region. Zhurnal ekonomicheskoy teorii 2019; 16(3): 318-330. DOI: 10.31063/2073-6517/2019.16-3. (in Rus.)
8. Kamdina L.V. Razrabotka metodicheskogo instrumentariya otsenki vliyaniya antropogennykh faktorov promyshlennogo proizvodstva na kachestvo zhizni naseleniya [Development of methodological tools for assessing the impact of anthropogenic factors of industrial production on the quality of life of the population] Cand.Econ.Sci [dissertation]. Ekaterinburg. 2019. 145 p. (in Rus.)
9. Spiridonov S.P. Indicators of quality of life and the methodology of their formation. Voprosy sovremennoi nauki i praktiki. Universitet im. V. I. Vernadskogo 2010; 10-12 (31): 208-223. (in Rus.)
10. Isakin M. A. Construction of integral indicators of the quality of life of the population of the region. Region: ekonomika i sotsiologiya 2005; (1): 92-109. (in Rus.)
11. Mukhacheva A. V. Quality of life as a scientific category: theoretical approaches to determining. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta 2012; (4-1): 303-307. (in Rus.)
12. Leshchenko Ya.A. The quality of life of the population of the Baikal region. Ekologiya cheloveka 2019; (7): 33-41. DOI: 10.33396/1728-0869-2019-7-33-41. (in Rus.)
13. Suslova Yu.Yu., Aleshina O.G. The impact of the region's infrastructure on the quality of life of the population. Problemy sovremennoy ekonomiki 2015; (2): 225-228. (in Rus.)
14. Pilyasov A. N., Zamyatina N. Yu., Kotov E. A. The Spread of the COVID-19 pandemic in Russian regions in 2020: Models and Reality. Ekonomika regiona 2021; 17(4): 1079-1095, DOI: https://doi.org/10.17059/ekon. reg.2021-4-3.
15. Shchukina N.A., Sibirskaya E.V., Oveshnikova L.V., Tenetova E.P. Stratification of subjects of the Russian federation by living standards population. Region: sistemy, ekonomika, upravlenie 2020; (2): 44-56.
16. Rating of regions by the material well-being of the population [electronic resource] Available from: https://ria.ru/20221010/reyting_blagopoluchie-1822573566.html (Date accessed: 01.06.2023) (in Rus.)
17. Rating of regions by quality of life - 2022 [electronic resource] Available from: https://riarating.ru/infografika/20230213/630236602.html (Date accessed: 01.06.2023) (in Rus.)
18. Socio-economic indicators for the constituent entities of the Russian Federation. Section 5. Healthcare. 2022. Available from: https://rosstat.gov.ru/folder/210/document/47652 (Date accessed: 01.06.2023) (in Rus.)
19. Sabgayda T.P., Zubko A.V., Semyonova V.G., Changes in the structure of the death causes in the second year of the COVID-19 pandemic in Moscow. Social'nye aspekty zdorov'a naselenia [serial online] 2021; 67(4):1. Available from: http://vestnik.mednet.ru/content/view/1280/30/lang,ru/ DOI: 10.21045/2071-5021-2021-67-4-1 (In Rus).
20. Zemtsov S.P., Baburin V.L. Risks of morbidity and mortality during the COVID-19 pandemic in Russian regions. Population and economics 2020; 4(2); 158-181. DOI: https://doi.org/10.3897/ popecon.4.e54055
21. Lakman I.A., Timiryanova V.M., Zakiryanova G.T. Study of the impact of available healthcare resources on the population's mortality rate using the hierarchical linear modelling. Zdravookhranenie Rossiyskoy Federatsii 2021; 65(6): 540-548. DOI: https://doi.org/10.47470/0044-197X-2021-65-6-540-548 (In Rus.).
22. Kashepov, A.V. (2021). Excessive mortality of the population in 2020-2021 in the regions of the Russian Federation. Modern Science 2021; (5-1): 88-93.
23. Blokh A.I., Pasechnik O.A., Kravchenko E.I., Fetisov A.O., Obukhova T.M. Approaches to excess mortality in the regions of the Russian Federation during the COVID-19 pandemic. Meditsinskiy al'manakh 2022; (1): 57-65 (In Rus.)
24. Krivosheev, V.V., Stolyarov, A.I., Nikitina, L.Yu. Alcohol increases morbidity and mortality from COVID-19. Narkologiya 2022; 21(2): 34-44. DOI: 10.25557/1682-8313.2022.02.34-44
25. Gil' A.Yu., Vyshinskiy K.V., Fadeeva E.V., Khal'fin R.A. Changes in alcohol consumption in the Russian Federation during the first months of the COVID-19 pandemic. Problemy standartizatsii v zdravookhranenii 2021; (5-6): 63-73. DOI: 10.26347/1607-2502202105-06063-073
26. Velichkovskiy B.T. Zhiznesposobnost' natsii. Vzaimosvyaz' sotsial'nykh i biologicheskikh mekhanizmov v razvitii demograficheskogo krizisa i izmenenii zdorov'ya naseleniya Rossii [Viability of the nation. Interrelation of social and biological mechanisms in the development of the demographic crisis and changes in the health of the population of Russia]. Moscow. 2012. 255 p.
27. Keyes K. M., Hatzenbuehler M. L., Grant B. F., Hasin D. S. Stress and alcohol: epidemiologic evidence. Alcohol research: current reviews 2012; 34(4): 391-400.

Дата поступления: 15.06.2023

Добавить комментарий

Пожалуйста оставляйте комментарии только по теме. Вы можете оставить свой комментарий любым браузером кроме Internet Explorer старше 6.0
Имя:
E-mail
Комментарий:
Код:*