DOI: 10.21045/2071-5021-2016-51-5-5
¹Семенова В.Г., ²Рязанцев С.В., ¹Иванова А.Е., ¹Лопаков К.В., ³Никитина С.Ю., ¹Запорожченко В.Г., ¹Евдокушкина Г.Н., ⁴Гаврилова Н.С.
¹ФГБУ Центральный научно-исследовательский институт организации и информатизации здравоохранения Минздрава России, Москва
2 Институт социально-политических исследований РАН, Москва
3 Росстат, Москва
4 Центр демографии и старения, Университет Чикаго, США

Контактная информация: Семенова Виктория Георгиевна, e-mail: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Contacts: Victoria G. Semenova, e-mail: Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Исследование выполнено при финансовой поддержке:

1. РФФИ в рамках научного проекта № 15-06-410
2. Департамента здравоохранения г. Москвы (государственный контракт №Д-2981/15

The reported study was funded by:

1. RFBR according to the research project № 15-06-05410
2. Moscow Healthcare Department (Government Contract #Д-2981/15)

Резюме. В настоящее время миграция становится одной из наиболее актуальных проблем во всем Европейском регионе. Россия не стала исключением: в настоящее время наша страна, по оценкам ВОЗ, занимает 1-е место в Европе и 2-е место в мире по миграционным потокам. В России наиболее привлекательным для мигрантов регионом является Москва.

Эта ситуация делает крайне актуальным вопрос о влиянии миграционной нагрузки на медико-демографическую ситуацию в столице.

Официальная статистика не позволяет различить москвичей и официально зарегистрированных мигрантов, но позволяет выделить незарегистрированных мигрантов (внутренних или внешних). Расчет смертности опирается на численность постоянного (зарегистрированного) населения, но на смертность наличного населения, включающую как потери среди зарегистрированного населения, так и среди лиц, официально в столице не зарегистрированных.

Таким образом, имеющиеся данные не позволяют напрямую рассчитать смертность среди мигрантов (в силу отсутствия данных об их численности), но позволяют оценить миграционную (или квазимиграционную) компоненту потерь населения Москвы.

Таким образом, эта компонента определяет только долю потерь, обусловленных незарегистрированными мигрантами.

Целью настоящего исследования является оценка миграционной компоненты потерь населения Москвы в основных возрастных группах вследствие ведущих причин смерти, а также тенденций смертности постоянного населения столицы и ее совокупного населения, включая незарегистрированных мигрантов.

Расчет стандартизованных коэффициентов смертности был основан на информации, полученной из деперсонифицированной базы данных по смертности Росстата за 2003-2014 гг.

Проведенный анализ показал, что в настоящее время потери населения Москвы определяются этим слоем наполовину у детей до года, на 40% - у детей и подростков, более чем на четверть у мужчин и на 20% - у женщин трудоспособных возрастов, и только у населения старших возрастов она становится малозначимой (около 6%).

В 2003-2014 гг. миграционная компонента у населения до 60 лет существенно увеличилась, в пожилых возрастах практически не изменилась.

Миграционная компонента не исчерпывается какой-то отдельной причиной смерти: ею в существенной мере обусловлены потери населения до 60 лет от всех основных классов, однако наиболее высок вклад, обусловленный незарегистрированными мигрантами, в потери от экзогенных причин (травмы и отравления, инфекционные болезни, неточно обозначенные состояния, болезни органов пищеварения).

Миграционная нагрузка существенно замедляет позитивные сдвиги в Москве: темпы позитивных тенденций смертности населения Москвы в целом, как правило, оказываются существенно меньшими, чем для лиц, зарегистрированных в столице.

О масштабах потерь, обусловленных незарегистрированными мигрантами, свидетельствуют различия в продолжительности жизни зарегистрированного и совокупного населения Москвы: в 2014 г. у мужчин они составили 3,1 года (76,3 против 73,2 года), у женщин – 1,5 года (82,3 против 80,8 года).

Ключевые слова: миграция; миграционная компонента смертности; смертность; продолжительность жизни; ведущие причины смертности; мегаполис; Москва.

Abstract. Currently, migration has become one of the most pressing problems in the entire European region. Russia is no exception: in terms of migration flows, our country, according to the WHO estimates, currently takes the first place in Europe and second in the world. In Russia, Moscow is the most attractive region for migrants.

This situation makes extremely relevant the topic of impact that migration load makes upon medical and demographic situation in the capital.

Official statistics does not provide for differentiation between Muscovites and officially registered migrants, but allows for distinguishing unregistered (undocumented) migrants (internal or external). Mortality calculations are based on the number of resident (registered) population, but at the same time on deaths in de-facto population, including both loss in registered population, and in people not officially registered in the capital.

Thus, the available data does not provide for direct calculation of mortality rates among migrants (due to the missing data on their number), but allows to estimate the migration component (or quasi-migration) of the population loss in Moscow.

Therefore, this component defines the share of loss due to the unregistered migrants only.

The purpose of this study is to evaluate a migration component of population loss in Moscow across major age groups due to the leading causes of death, as well as mortality trends among resident population of the capital and its total population, including the unregistered migrants.

Standardized mortality rates were calculated based on information obtained from the Rosstat mortality impersonalized database in 2003-2014.

The analysis showed that currently, the migrants account for 50% of population loss in Moscow among infants under one year, for 40% - in children and adolescents, more than a quarter in males and 20% in females of the working ages. Impact of migrants on loss among older people becomes insignificant (about 6%).

In 2003-2014, migration component in population under 60 years significantly increased, while in older ages it remained almost unchanged.

Migration component is not confined to any particular cause of death: it accounts for loss among people under 60 years from all main classes of causes, however, the highest contribution of the unregistered migrants is reported for loss due to exogenous causes (injuries and poisoning, infectious diseases, symptoms, signs and conditions not elsewhere specified, diseases of the digestive system).

Migration load significantly slows down positive shifts in Moscow: in general, rates of positive trends in Moscow, as a rule, tend to be significantly lower than among people registered in the capital.

The extent of loss due to the unregistered migrants indicates differences in life expectancy among the registered and total population of Moscow: in 2014, the difference added up to 3.1 years in males (76.3 per vs 73.2 years) and 1.5 years in females (82.3 vs 80.8 years).

Keywords: migration; migration component of mortality; mortality; life expectancy; leading causes of death; megapolis; Moscow.

Миграция в последние десятилетия становится одной из самых актуальных проблем в Европе, причем в дальнейшем острота этой проблемы будет все более нарастать. Россия не является исключением – более того, по данным ВОЗ, наша страна по миграционным потокам уступает в настоящее время только США: так, в 2013 г. в Российской Федерации число мигрантов, по оценкам ВОЗ, превысило 12 млн. человек [25]. О сходных масштабах внешней миграции свидетельствуют результаты отечественных исследователей [11, 12, 15 и др.]. Особую тревогу вызывает нелегальная миграция: по данным ФМС и экспертным оценкам, эта категория составляет около 10 млн. человек [14, 16], что приближается к уровню легальной миграции.

Миграции в России (как внешней, так и внутренней) посвящен целый ряд исследований, затрагивающих демографические, экономические, этнические, политические, региональные аспекты этой сложнейшей комплексной проблемы [2, 3, 7, 13, 15, 17 и др.].

Ряд исследований посвящены вопросам здоровья мигрантов в России, однако они, как правило, отражают отдельные аспекты проблемы (в основном касающиеся инфекционных заболеваний) или же специфику организации медицинской помощи этой категории населения и зачастую носят скорее качественный характер [6, 8-10 и др.). При этом в стороне остаются такие вопросы, как влияние миграционных факторов на показатели здоровья населения того или иного региона, с одной стороны, и оценка потерь, обусловленных мигрантами, с другой.

Рассматривая миграционные процессы в России, исследователи указывают на неравномерное распределение мигрантов по регионам страны, причем наиболее привлекательным в миграционном отношении российским регионом, безусловно, является Москва [11, 16, 24 и др.].

Это делает столицу наиболее наглядным объектом для оценки влияния миграции на показатели здоровья в регионе.

Однако, оценивая потери среди мигрантов, следует четко понимать ограничения, обусловленные возможностями официальной статистики. Во-первых, существующая система учета и кодировки места постоянного жительства умерших позволяет дифференцировать всех умерших только на две группы. Первая – жители Москвы, имеющие адрес постоянного или временного места жительства, вторая – лица умершие в Москве, но постоянное место жительства имеющие: в других регионах Российской Федерации, в других странах, или не имеющие постоянного места жительства вовсе (БОМЖ). Таким образом, вторая группа является крайне неоднородной: в нее могут входить как вполне социально благополучные лица, приехавшие в столицу, так и те, кто находится в городе на нелегальном или полулегальном положении. Во-вторых, учитывая, что перепись учитывает только одну категорию – постоянное население, в межпереписной период мы располагаем также информацией только о численности и половозрастном составе постоянного населения.

Это порождает частичную несопоставимость при расчете показателей смертности за счет того, что числитель определяется наличным населением, а знаменатель – постоянным. Кроме того, имеющиеся данные не позволяют напрямую рассчитать смертность среди мигрантов (в силу отсутствия данных об их численности), но позволяют оценить миграционную (или квазимиграционную) компоненту потерь населения Москвы.

В силу этих же ограничений невозможно сравнить тенденции смертности постоянного населения и мигрантов, но возможно оценить темпы изменения показателей среди всего населения столицы и ее постоянного населения.

Целью настоящего исследования является оценка миграционной компоненты потерь населения Москвы в основных возрастных группах вследствие ведущих причин смерти, а также тенденций смертности постоянного населения столицы и ее совокупного населения, включая незарегистрированных мигрантов.

Методы

Настоящее исследование затрагивает последнее десятилетие (2003-2014 гг.), поскольку ситуация в Москве в советский период и период реформ (1971-2003 гг.) была описана весьма подробно [4].

Расчет стандартизованных коэффициентов смертности был основан на информации, полученной из деперсонифицированной базы данных по смертности Росстата за 2003-2014 гг.

Результаты

Младенческая смертность населения Москвы в 2003-2014 гг.

Двукратное снижение младенческой смертности младенческой смертности, наблюдавшееся в Москве в 2003-2014 гг., обусловлено всеми ведущими причинами смерти. При этом следует обратить внимание на сходство темпов снижения смертности от ведущих причин в мужской популяции, варьировавших в достаточно узком диапазоне – от 45,7% для врожденных аномалий до 2,7 раз (62,5%) для болезней органов дыхания. Темпы снижения младенческой смертности девочек варьировали от 32,9% (симптомы, признаки и неточно обозначенные состояния) до 6,4 раз (болезни органов дыхания) (рис. 1-2).

Крайне важным представляется тот факт, что темпы снижения смертности детей первого года жизни, зарегистрированных в Москве, оказались существенно выше, чем среди всего населения столицы. Так, младенческая смертность мальчиков, зарегистрированных в Москве, снизилась в 2,4 раза (против 2-кратного снижения у всего населения), смертность от пороков развития – в 2,5 раз (против 45,7%), от болезней органов дыхания – в 4 раза против 2,7 раза, от инфекционных болезней – в 2,7 раза против 2,3 раза, от симптомов, признаков и неточно обозначенных состояний – в 2,8 раза против 2 раз. Особенно существенный разрыв в темпах снижения младенческой смертности между зарегистрированным и общим населением Москвы отмечен для внешних причин – 12 раз против 48% (рис. 1).

При этом необходимо отметить, что в мужской популяции темпы снижения потерь от ведущей причины младенческой смертности – болезней перинатального периода – среди зарегистрированного и общего населения Москвы оказались одинаковыми и составили 2,1 раза (рис. 1).

В женской популяции ситуация определялась теми же закономерностями. Так, общая младенческая смертность зарегистрированного населения снизилась в 2,1 раза против 45,2% у всего населения Москвы, младенческая смертность от инфекционных болезней – в 4,4 раза против 3,2 раза, от болезней органов дыхания – 9-кратно против 6,4 раза, от врожденных аномалий – в 2,5 раз против 47,2%, от неточно обозначенных состояний – в 2,8 раза против 32,9%, от внешних причин – в 2,1 раза против 37,7%.

Единственная причина младенческой смертности, темпы снижения которой оказались у зарегистрированных в Москве девочек ниже, чем среди московского населения в целом (26,3% против 40,4%), оказались болезни перинатального периода (рис. 2).

Закономерным представляется вопрос о масштабах миграционной компоненты младенческой смертности, т.е. доли детей, не зарегистрированных в Москве, среди общих потерь населения столицы, в 2003-2014 гг.

Из рис. 3-4 видно, во-первых, что миграционная компонента младенческой смертности за 12 лет исследования существенно выросла: так, в 2014 г. она составила 48,9% у мальчиков и 46,1% у девочек. Можно констатировать, что около половины потерь детей 1-го года жизни обусловлены лицами, не зарегистрированными в столице.

Отметим, что у мальчиков в настоящее время она составляет около половины для болезней перинатального периода и органов дыхания, а также пороков развития, от неточно обозначенных состояний она превышает треть, а от инфекционных болезней – приближается к четверти всех потерь. Максимальная миграционная компонента зафиксирована для внешних причин и составила 86,1%.

У девочек максимальная миграционная компонента также отмечена для травм и отравлений (72,1%), для врожденных аномалий и неточно обозначенных состояний она составляет приблизительно половину, а для болезней перинатального периода – более 40% всех потерь. Минимальная миграционная компонента зафиксирована для инфекционных болезней и болезней органов дыхания, для которых она превысила треть всех потерь.

Таким образом, можно констатировать, во-первых, что миграционные факторы существенно замедляют позитивные тенденции младенческой смертности в Москве.

Во-вторых, младенческая смертность населения, зарегистрированного в Москве, т.е. населения, в целом социально адаптированного, в настоящее время составляет 3%о-4%о, что в полной мере соответствует западноевропейским показателям, однако за счет незарегистрированных мигрантов этот важнейший интегральный индикатор в столице удваивается.

Детская и подростковая смертность в Москве в 2003-2014 гг.

Позитивные тенденции смертности московского населения 1-19 лет, т.е. смертности детей 1-14 лет и подростков 15-19 лет, были обусловлены подавляющим большинством ведущих причин смерти: исключением оказались симптомы, признаки и неточно обозначенные состояния, смертность от которых в мужской популяции выросла на 74,3%, в женской – в 2,4 раза. Следует также отметить 2-кратный рост смертности от болезней органов пищеварения у мальчиков (рис. 5-6).

Однако темпы снижения показателей у детей и подростков, зарегистрированных в Москве, превышали таковые для всего населения столицы 1-19 лет и в мужской и в женской популяции (45,9% против 36% и 37,1% против 24,6% соответственно). Отметим, что эта ситуация определялась (особенно в мужской популяции) подавляющим большинством ведущих причин смерти. Наибольший выигрыш в темпах позитивных тенденций смертности у лиц, зарегистрированных в Москве, по сравнению со всем населением, в мужской популяции отмечен для новообразований (41% против 24,4%) и внешних причин (46,7% против 33,9%).

Следует отметить, что у мальчиков исключением из этого правила стали пороки развития (64,9%-ное снижение против 76,3%-ного) и, что особенно важно, неточно обозначенные состояния (рост на 85,6% против 74,3%-ного для всего населения столицы).

В женской популяции, как и у их ровесников, подобная ситуация отмечалась для врожденных аномалий (снижение на 8,7% у зарегистрированных в Москве лиц против 38,4%-ного снижения для всего женского населения 1-19 лет) и неточно обозначенных состояний (рост в 2,5 раза против 2,4-кратного). Кроме того, следует отметить кратно меньшие темпы снижения смертности у лиц, зарегистрированных в Москве, по сравнению со всем женским населением столицы 1-19 лет, от инфекционных болезней (17,5% против 43,8%) и болезней органов дыхания (20,2% против 47,1%) (рис. 6).

При этом выигрыш в темпах позитивных тенденций у лиц, зарегистрированных в Москве, по сравнению со всем населением столицы, от других ведущих причин смерти был весьма существенным. Так, при отсутствии позитивных тенденций онкологической смертности у всего женского населения столицы 1-19 лет искомые показатели у лиц, зарегистрированных в Москве, снизились почти на треть (на 31,7%), темпы снижения смертности от болезней системы кровообращения оказались кратно большими (25% против 3,6 раз), смертность от болезней органов пищеварения оказалась нулевой, потери от травм и отравлений у лиц, зарегистрированных в столице, снизились 2-кратно.

Возникает вопрос: какова же миграционная компонента детской и подростковой смертности в столице?

Из рис. 7-8 видно, что, во-первых, весьма существенная доля потерь среди детского и подросткового населения столицы определяется лицами, не зарегистрированными в Москве, во-вторых, в целом миграционная компонента в 2003-2014 гг. достаточно существенно увеличилась.

Так, в настоящее время миграционная компонента потерь среди детей и подростков в столице составила примерно 40% (против 28,8% в мужской и 30,3% в женской популяции в 2003 г.). Интересно, что особенно высока она для новообразований, причем вклад лиц, не зарегистрированных в столице, оказался практически одинаков в мужской и женской популяции (56% и 56,9% соответственно). В 2014 г. лицами, в столице не зарегистрированными, в мужской популяции определялась половина всех потерь от инфекционных заболеваний, в женской популяции – более половины (62,9%) потерь от сердечно-сосудистых заболеваний и все потери от болезней органов пищеварения. Миграционная компонента смертности от внешних причин приблизилась к 40% и в мужской и в женской популяции. Отметим, что миграционная компонента детской и подростковой смертности от неточно обозначенных состояний, несмотря на некоторое снижение, в настоящее время составляет почти треть в мужской и 29,7% в женской популяции. Явным исключением из этого правила оказались пороки развития: в настоящее время миграционная компонента смертности в мужской популяции оказалась нулевой, в женской – составила 6,7% (против 32,5% и 37% в 2003 г.).

Обсуждая эту ситуацию, следует учитывать социальные факторы, ее формирующие. Потери среди детей и подростков, не зарегистрированных в столице, могут определяться как за счет действительно маргинальных слоев общества (дети незарегистрированных мигрантов), так и среди полностью социально адаптированных детей и подростков, страдающих тяжелыми патологиями, приехавшими в Москву для лечения, поскольку не могли получить его на местах, и скончавшимися в столице при условии получения в Москве не только медицинского, но и гербового свидетельства о смерти.

В последнюю группу в первую очередь должны попасть дети и подростки, умершие от онкологии и сердечно-сосудистых заболеваний. С другой стороны, это объясняет резкое снижение миграционной компоненты смертности от врожденных аномалий: сказывается усиление педиатрических служб на местах.

Что же касается внешних причин и неточно обозначенных состояний, инфекционных заболеваний и болезней органов дыхания, то в этих случаях скорее следует говорить о действительно маргинальных слоях населения, не имеющих доступа к столичной системе здравоохранения.

Тем не менее, укажем, что, к сожалению, неточно обозначенные состояния в Москве не являются проблемой, присущей только слоям, социально не адаптированным (незарегистрированные мигранты) – во всяком случае, миграционная компонента для этих размытых причин не превышает трети. Однако в настоящее время по уровню смертности от неточно обозначенных состояний в мужской популяции Москва входит в пятерку худших в России территорий, уступая только Чечне, Магаданской, Камчатской и Владимирской областям, что касается девочек/девушек, то худшая, чем в Москве, ситуация, отмечена только в Чечне и Ингушетии [5].

Однако, обсуждая полученные результаты, следует учитывать, что в целом в 2014 г. в Москве умерло 630 детей и подростков 1-19 лет, при этом потери только от 3 классов (новообразования, неточно обозначенные состояния и внешние причины) превысили 100 человек, потери от других заболеваний являются единичными.

Из этого следует, что, в силу малого числа умерших, в настоящее время можно говорить (особенно в контексте миграционной компоненты и факторов, ее определяющих) о сугубо оценочных обоснованиях: чтобы сделать убедительные выводы, необходимо специальное исследование с привлечением данных госпитальной статистики.

Тем не менее, следует констатировать, что в возрастной группе 1-19 лет актуальными являются закономерности, отмеченные для детей 1-го года жизни: во-первых, наличие мигрантов существенно замедляет позитивные тенденции смертности постоянного населения, во-вторых, миграционная компонента смертности у детей и подростков приблизилась к 40% и определяется всеми ведущими причинами смерти.

Смертность трудоспособного населения Москвы в 2003-2014 гг.

Первое, что следует отметить, характеризуя ситуацию в столице в 2003-2014 гг. – тот факт, что позитивные сдвиги (снижение смертности трудоспособного населения на 40% в мужской и на 36,9% в женской популяции) определялись практически всеми ведущими причинами (рис. 9-10).

При этом в числе лидеров по темпам снижения смертности оказались травмы и отравления, потери от которых снизились в 2,4 раза у мужчин и 2,8 раз у женщин, болезни системы кровообращения, смертность от которых снизилась в 2 и 2,3 раза, а также болезни органов дыхания (3,2- и 2,2-кратное снижение смертности). Смертность от болезней органов пищеварения сократилась примерно на треть и в мужской и в женской популяции (на 37,2% и 32,7%). Смертность от новообразований снизилась на 29,2% и 21,6% соответственно.

Аутсайдерами оказались инфекционные заболевания, смертность от которых снизилась на 14,5% у мужчин, в женской популяции она выросла более чем на четверть (на 27,9%).

Однако действительно тревожные изменения наблюдались среди неточно обозначенных состояний, смертность от которых выросла на 15,8% у мужчин и на 6,2% у женщин (рис. 1-2). Вследствие этих сдвигов оказалось, что в 2014 г. смертность трудоспособного населения Москвы от неизвестных причин смерти оказалась самой высокой в России (достаточно унизительное положение для столицы).

Во-вторых, следует отметить, что темпы снижения смертности зарегистрированного населения Москвы оказались выше, чем для совокупного населения столицы, практически для всех причин: так, общая смертность зарегистрированного населения снизилась на 46,3% у мужчин и 42,7% у женщин. Исключением оказались инфекционные заболевания у мужчин, смертность от которых снизилась на 9,4% у лиц, зарегистрированных в столице, против 14,5% у совокупного населения, и неточно обозначенные состояния, смертность от которых среди женщин, зарегистрированных в Москве, выросла на 9,6% против 6,2% у совокупного населения. На темпы снижения смертности от болезней органов дыхания в женской популяции юридический статус практически не повлиял (55,9% у совокупного населения против 55,5% среди лиц, зарегистрированных в столице) (рис. 9-10).

Какова же миграционная компонента в общих потерях населения трудоспособных возрастов в настоящее время и как она изменилась за 12 лет исследования?

Из рис. 11-12 видно, что миграционная компонента в потерях трудоспособного населения столицы в 2003-2014 гг. выросла с 19,2% до 27,7% в мужской и с 10,8% до 18,9% в женской популяции. При этом увеличение миграционной компоненты определялось практически всеми причинами смерти. Исключением оказались инфекционные болезни у мужчин, среди которых миграционная компонента сократилась с 38,2% до 34,5%, неточно обозначенные состояния у женщин (сокращение с 24,8% до 22,4%) и, в минимальной степени, болезни органов дыхания у женщин (19,6% против 18,8%). Максимально миграционная компонента увеличилась среди внешних причин (32,9% против 43,1% у мужчин и 25,6% против 34,2% у женщин).

Можно констатировать, что в 2014 г. 1-е место в структуре смертности москвичей 20-59 лет занимали болезни системы кровообращения, на 2-м – оказались неточно обозначенные состояния, 3-е место заняли внешние причины. Новообразования оказались на 4-м месте. Далее следовали болезни органов пищеварения и инфекционные болезни, и замыкали этот список болезни органов дыхания.

Поскольку именно в трудоспособных возрастах миграционная нагрузка является наиболее существенной, в контексте настоящего исследования необходимым представляется более детальный нозологический анализ смертности населения столицы.

Сердечно-сосудистая смертность трудоспособного населения Москвы (как и России в целом) определялась 3 группами болезней: это ишемическая болезнь сердца (I20-I25), цереброваскулярными болезнями (I60-I69) и другими болезнями сердца (I30-I52). Особо будут выделены инфаркты миокарда (I21-I22), входящие в группу ИБС, и алкогольная кардиомиопатия (I42.6), входящая в блок «Другие болезни сердца»).

Рассматривая динамику смертности от основных сердечно-сосудистых патологий, следует указать, что, как правило, темпы снижения смертности зарегистрированного населения превышали таковые среди населения столицы в целом. Так, смертность от болезней кровообращения в Москве в 2003-2014 гг. снизилась на 49,3% в мужской и на 52,5% в женской популяции против 54,5%- и 57%-ного снижения показателей среди зарегистрированного населения, смертность от ишемической болезни сердца снизилась на 51,9% и 54,5% (против 59,2% и 59,5% соответственно), от цереброваскулярных болезней – на 33,5% и 47,3% (против 44,9% и 57,6%), от других болезней сердца – на 54,9% и 57,9% (против 57,1% и 59,4%). Что касается инфарктов миокарда, то у мужчин эта закономерность сохраняется (41,8% против 53,5%), у женщин же темпы снижения смертности среди всего населения столицы оказались существенно большими, нежели среди зарегистрированного населения (83,7% против 61,2%) (рис. 13-14).

Таким образом, можно констатировать, что в 2003-2014 гг. темпы снижения смертности от основных сердечно-сосудистых заболеваний оказались, как правило, кратными и среди зарегистрированного населения, и среди совокупного населения Москвы в целом.

Оценивая миграционную компоненту, следует указать, что ее значимость выросла кратно практически от всех основных сердечно-сосудистых заболеваний. Так, в потерях от болезней системы кровообращения в целом она выросла с 13,6% до 22,5% у мужчин и с 8,2% до 16,8% у женщин, от ИБС – с 9,4% до 23,2% и 1,5% до 12,2%, от ЦВБ – с 10,3% до 25,7% и с 6,1% до 24,3% соответственно. Минимальное увеличение миграционной компоненты наблюдалось для других болезней сердца, у которых она выросла с 24,1% до 27,8% в мужской и с 18,3% до 21,2% в женской популяции.

Интересно, что для инфарктов миокарда наблюдается резкое увеличение миграционной компоненты у мужчин (7,3% против 25,9%) и столь же резкое снижение у женщин (с 62,7% до 11,6%) (рис. 15-16).

В контексте настоящего исследования важным представляется возрастание миграционной компоненты в потерях от сердечно-сосудистых заболеваний, что указывает, на наш взгляд, на снижение доступности медицинской помощи в этой группе населения.

Онкологическая смертность формируется в основном от злокачественных новообразований органов дыхания и пищеварения, половых органов и мочевых путей. У женщин существенную роль играет рак молочной железы.

Из рис. 17-18 видно, что позитивные тенденции смертности от новообразований, сформировавшиеся в 2003-2014 гг. определяются всеми ведущими локализациями. При этом следует отметить, что темпы снижения показателей среди зарегистрированного населения во всех случаях значительно превышали таковые для населения Москвы в целом.

Так, если онкологическая смертность всего населения столицы снизилась на 29,2% у мужчин и 21,6% у женщин, то зарегистрированного – на 36,5% и 31,3%. Темпы снижения смертности всего населения от злокачественных новообразований органов пищеварения составили 41,6% и 33,9% против 49,2%- и 42%-го – среди зарегистрированного населения, органов дыхания – 35,4% и 6,7% против 40,6% и 18%, мочевых путей – 35,4% и 21,4% против 43,3% и 40,9%, половой сферы – 29,4% и 8,4% против 38,2% и 19,1% соответственно. Смертность женщин, зарегистрированных в Москве, от рака молочной железы, снизилась на 43,1% против 34,2% у всех жительниц столицы (рис. 17-18).

При этом миграционная компонента в общих потерях населения столицы от новообразований в период исследования существенно выросла, и это также определялось всеми основными локализациями злокачественных новообразований. Так, у мужчин значимость потерь незарегистрированного населения среди общих потерь Москвы от новообразований увеличилась с 2,5% до 12,5%. Интересно, что этот вклад в 2014 г. был достаточно пропорционален для всех основных локализаций и варьировал от 14,2% для злокачественных новообразований органов пищеварения до 11% для раков мочевых путей (рис. 19).

В женской популяции миграционная компонента потерь от новообразований возросла с 1,2% до 13,5%, однако этот показатель, в отличие от мужчин, в 2014 г. заметно варьировал в зависимости от локализации: так, максимальные его значения отмечались для раков мочевых пулей и составили 19,5%, минимальные – для рака молочной железы (12%) (рис. 20).

Таким образом, можно констатировать, что темпы снижения смертности от злокачественных новообразований всех основных локализаций зарегистрированного населения заметно превышают таковые для населения Москвы в целом.

Во-вторых, особое внимание следует обратить на резкое увеличение миграционной компоненты, наблюдавшееся в 2003-2014 гг. и присущее всем основным локализациям злокачественных новообразований.

Смертность от болезней органов дыхания трудоспособного населения Москвы, как и России в целом, формируется в первую очередь за счет пневмонии, а также за счет заболеваний нижних дыхательных путей, в основном бронхитов и разного рода обструктивных состояний.

Отметим, что темпы снижения смертности зарегистрированного населения Москвы от болезней органов дыхания существенно превышали таковые для населения столицы в целом: так, при 3,2- и 2,3-кратном снижении показателей у всего населения столицы смертность зарегистрированного населения сократилась в 4,7 раз в мужской и 2,8 раз в женской популяции. Анализируя динамику смертности от ведущих причин, следует отметить, что если у мужчин темпы снижения смертности от пневмонии зарегистрированного населения столицы существенно превышали таковые для всего населения (4-кратное снижение против 3,3-кратного), то у женщин они практически совпадали (59,8% против 59,5%).

Особо следует отметить, что у мужчин высокие темпы снижения смертности отмечены и для заболеваний нижних дыхательных путей и среди зарегистрированного населения, и населения столицы в целом (2,7- против 2,3-кратного снижения). В женской популяции позитивные тенденции отмечались только для лиц, зарегистрированных в столице (снижение на 19,9%), что касается всех женщин, проживающих в Москве, то их смертность от этих заболеваний в 2014 г. не отличалась от показателей 2003 г., составив 0,8 на 100000 (рис. 21).

Интересно отметить, что в мужской популяции миграционная компонента потерь от болезней органов дыхания в период исследования увеличилась более чем вдвое, и в настоящее время почти половина смертности от болезней органов дыхания (45,7%) определяется лицами, не зарегистрированными в столице (против 20,7% в 2003 г.). Это определяется и пневмонией (38,1% против 25,3%) и заболеваниями нижних дыхательных путей (18,5% против 5,7%).

В женской популяции в 2003-2014 гг. миграционная компонента потерь от болезней органов дыхания в целом и пневмонии была достаточно стабильной, однако в этот период она сформировалась для болезней нижних дыхательных путей: если в 2003 г. как таковая она отсутствовала, то в 2014 г. составила 19,9%. (рис. 22).

Таким образом, можно отметить, что позитивные тенденции смертности от болезней органов дыхания являются существенно более выраженными среди зарегистрированного населения, нежели у населения Москвы в целом, причем это определяется всеми ведущими патологиями.

Во-вторых, наблюдается существенное возрастание миграционной компоненты потерь от болезней органов дыхания среди мужчин трудоспособных возрастов на фоне ее стабильности у женщин. В настоящее время миграционная компонента в мужской популяции приближается к половине всех потерь от болезней органов дыхания.

Болезни органов пищеварения в 2000-е годы в столице определялись в первую очередь 3 заболеваниями: алкогольным циррозом печени, другими циррозами печени и острым панкреатитом.

Из рис. 23-24 видно, что позитивные тенденции смертности от болезней органов пищеварения определялись всеми ведущими патологиями, при этом темпы снижения показателей у зарегистрированного населения опережали таковые у населения столицы в целом. Так, смертность всего населения от болезней органов пищеварения снизилась на 37,2% у мужчин и 32,7% у женщин против соответственно 43,5% и 38,6% среди зарегистрированного населения. При этом смертность от алкогольных циррозов печени у зарегистрированного населения снизилась на соответственно 11,4% и 17,6% против 2,6% и 9,5% у населения в целом, от других циррозов печени – на 55,1% и 50,3% против 51,4% и 46,5%, от острого панкреатита – на 55,4% и 49,8% против 44,9% и 46,7% соответственно.

Отметим кратное возрастание в период исследования миграционной компоненты потерь от болезней органов дыхания, отмеченное для всех ведущих патологий. Так, вклад лиц, не зарегистрированных в столице, в общую смертность от болезней органов пищеварения вырос с 7,5% до 16,8% у мужчин и с 6% до 14,4% у женщин, в смертность от алкогольных циррозов – с 7,3% до 15,7% и с 5,4% до 13,9%, от других циррозов печени – с 4,4% до 11,6% и с 5% до 11,7%, от острого панкреатита – с 9,4% до 26,7% и с 13,3% до 18,4% соответственно (рис. 25).

Таким образом, можно констатировать, во-первых, что позитивные тенденции смертности зарегистрированного населения Москвы были более выраженными, нежели населения в целом, и это определялось всеми основными причинами.

Во-вторых, наиболее существенной миграционная компонента зафиксирована для острых панкреатитов; при этом вклад смертности незарегистрированных лиц в потери от основных болезней органов пищеварения был относительно пропорциональным.

В настоящее время инфекционная смертность в столице формируется за счет 2 патологий – туберкулеза и ВИЧ/СПИД.

В Москве в этот период происходили 2 разнонаправленных процесса – снижение смертности от туберкулеза на фоне роста потерь от ВИЧ/СПИД, что отмечалось и в мужской и в женской популяциях.

Таблица 1

Темпы изменения смертности трудоспособного населения Москвы от инфекционных болезней в 2003-2014 гг. (в %).

Следует отметить, что в мужской популяции оба эти процесса оказались существенно более выраженными у зарегистрированного населения: смертность от туберкулеза снизилась 4,6-кратно (против 3,8-кратного снижения у населения в целом), смертность от ВИЧ/СПИД выросла в 5,7 раз (против 4,6-кратного снижения среди всего населения). Вследствие этого сложилась очень интересная ситуация: темпы снижения инфекционной смертности у зарегистрированного мужского населения оказались меньшими, чем среди всего населения столицы (9,4% против 14,5%) (табл. 1).

В женской популяции инфекционные болезни оказались единственным классом, смертность от которого выросла. При этом тенденции у зарегистрированного населения оказались лучшими, чем среди населения в целом: смертность от туберкулеза снизилась в 5,1 раза против 4,3 раз, смертность от ВИЧ/СПИД выросла в 5,7 раз против 6-кратного роста среди всего населения. Вследствие этого темпы роста инфекционной смертности зарегистрированного населения оказались меньшими, чем среди населения в целом (20,9% против 27,9%) (табл. 1).

Отметим, что в период исследования миграционная компонента потерь от туберкулеза в мужской популяции заметно выросла (с 37,7% до 48,3%), от ВИЧ/СПИД – существенно снизилась (с 46,4% до 34%). Вследствие этого наблюдалось некоторое снижение миграционной компоненты инфекционной смертности в мужской популяции (с 38,2% до 34,5%).

В женской популяции наблюдалось увеличение миграционной компоненты как в потерях от туберкулеза (с 34,9% до 45,6%), так и от ВИЧ/СПИД (с 30% до 34%). Миграционная компонента инфекционной смертности с 2003 г. выросла с 30,9% до 34,7% (рис. 26).

В контексте настоящего исследования следует отметить, что если в женской популяции тенденции среди зарегистрированного населения были лучшими, нежели среди населения в целом, причем это определялось и туберкулезом, и ВИЧ/СПИД, то в мужской популяции темпы роста смертности от ВИЧ/СПИД среди зарегистрированного населения Москвы превышали таковые в населении в целом, вследствие чего темпы снижения инфекционной смертности у зарегистрированного населения оказались меньшими, чем у населения столицы в целом.

Внешние причины оказались лидерами по темпам снижения смертности населения Москвы в 2003-2014 гг.: в мужской популяции показатели снизились в 2,4, в женской – в 2,5 раза. При этом темпы снижения смертности зарегистрированного населения столицы заметно опережали таковые для всего населения Москвы и приблизились к 3-кратным (2,9 раза у мужчин и 2,8 раза у женщин) (рис. 27-28).

Укажем, что в настоящее время смертность московского населения от внешних причин формируются за счет транспортных происшествий, убийств и самоубийств, повреждений с неопределенными намерениями, разного рода случайных отравлений, а также случайных падений.

Для подавляющего большинства ведущих внешних причин, за исключением случайных отравлений, прослеживается отмеченная выше закономерность: темпы снижения смертности зарегистрированного населения заметно превышают таковые среди всего населения. Так, смертность от транспортных происшествий снизилась в 2,5 раз у мужчин и 2,9 раз у женщин (против 40,8% и 2,1 раз у всего населения), от самоубийств – в 3,3 и 4,1 раза (против 2,8 и 3,4 раз), от повреждений с неопределенными намерениями – на 38,9% и 32,1% (против 25,1% и 22,9% соответственно).

Принципиальным исключением из этого правила оказались случайные отравления, у которых отмечаются более высокие темпы снижения показателей среди населения Москвы в целом по сравнению с зарегистрированным населением: так, алкогольные отравления среди всего населения столицы снизились в 12,6 раз у мужчин и 10 раз у женщин против 11,7- и 7,6-кратного снижения у зарегистрированного населения, смертность от прочих случайных отравлений снизилась в 3,7 и 10,5 раз против 3,3 и 7,6 раз соответственно (рис.  27-28).

Миграционная компонента в период исследования выросла практически для всех причин, в целом по классу увеличившись с 32,9% до 43,1% у мужчин и с 25,6% до 34,2% у женщин. При этом максимальный рост доли незарегистрированных лиц отмечен в потерях от транспортных происшествий – с 31,5% до 52,9% у мужчин и с 28,2% до 48,4% у женщин. Следует указать также, что у мужчин в 2014 г. миграционная компонента оказалась максимальной для убийств (55,9%), у женщин она уступала таковой только для транспортных происшествий и составила 44,8% 3-е место в 2014 г. по миграционной компоненте занимали повреждения с неопределенными намерениями (46,9% и 29,6% соответственно) (рис. 29-30).

Исключением из этого правила оказались случайные отравления, среди которых миграционная компонента в мужской популяции в период исследования снизилась с 23,9% до 18,6% (отравления алкоголем) и с 28,2% до 20% (прочие случайные отравления). У женщин же миграционная компонента потерь от алкогольных отравлений, в 2003 г. составлявшая 20%, а от прочих отравлений – 19%, в 2014 г. парадоксальным образом оказалась нулевой, из чего следует, что в 2014 г. ни одна женщина, не зарегистрированная в столице, не умерла от отравлений (рис. 29-30).

Таким образом, можно констатировать, что в 2003-2014 гг. смертность трудоспособного населения Москвы от внешних причин снижалась кратными темпами, причем максимальными темпами, близкими к 10-кратным, снижалась смертность от алкогольных отравлений. Для основных причин темпы позитивных тенденций среди постоянного населения заметно превышали таковые у населения столицы в целом.

Во-вторых, в период исследования миграционная компонента смертности от ведущих внешних причин существенно выросла, и для таких причин, как транспортные происшествия и убийства, превышает половину всех соответствующих потерь в столице.

Завершая анализ картины смертности трудоспособного населения в 2003-2014 гг., можно констатировать, что в этот период существенно выросла миграционная компонента для большинства ведущих причин смерти, и в настоящее время она превысила у мужчин трудоспособных возрастов четверть, у женщин – приблизилась к 20% всех потерь. Максимальной она является для внешних причин (43,1% и 34,2% соответственно), инфекционных болезней (34,5% и 34,7%) и неточно обозначенных состояний (35,7% и 22,4% соответственно), минимальной – для новообразований (12,5% и 13,5% соответственно).

Рассматривая отдельные причины смерти, следует указать, что смертность от туберкулеза, транспортных происшествий, убийств и повреждений с неопределенными намерениями (у мужчин) практически наполовину формируется лицами, не зарегистрированными в столице. Однако парадоксальным образом минимальной среди внешних причин в 2014 г. оказалась миграционная компонента потерь от разного рода отравлений (в том числе алкогольных), у женщин же она вообще отсутствовала.

Подобная ситуация могла сложиться в одном случае: если существенная часть потерь, обусловленных алкоголем и наркотиками, как от соматических, так и внешних причин, оказываются среди никому не интересных симптомов, признаков и неточно обозначенных состояний [1, 5].

Косвенно эту гипотезу подтверждает тот факт, что в 2014 г. неточно обозначенные состояния, заняв 2-е место в структуре смертности мужчин и 3-е место – в структуре смертности женщин, вошли в число высших приоритетов здоровья населения столицы. К сожалению, Москва в настоящее время характеризуется наихудшими показателями смертности от неточно обозначенных состояний среди российских регионов.

Таким образом, для трудоспособного населения Москвы отмечены закономерности, характерные для детских и подростковых возрастов, а именно: замедление позитивных тенденций смертности за счет такой категории, как незарегистрированные мигранты, во-вторых, существенная миграционная компонента смертности, превысившая четверть у мужчин и приблизившаяся к 20% у женщин и существенно увеличившаяся с 2003 г. Эта миграционная компонента определяется практически всеми ведущими причинами смерти.

Смертность населения Москвы старших возрастов в 2003-2014 гг.

Смертность населения пожилых (60 лет и старше) возрастов, в силу естественных причин, является наиболее высокой, поэтому особо следует отметить очень высокие темпы снижения показателей: за 12 лет смертность в мужской популяции снизилась на 42,7%, в женской – на 37,7%. Следует отметить, что, в отличие от трудоспособного населения, темпы снижения смертности пожилых среди зарегистрированного и всего населения столицы различались крайне незначительно: так, потери среди зарегистрированного населения снизились соответственно на 43,2% и 38,1% соответственно.

Из рис. 31-32 видно, что позитивные тенденции смертности определялись всеми основными причинами смерти, кроме неточно обозначенных состояний. Так, смертность от болезней системы кровообращения в мужской популяции и среди зарегистрированного и среди всего населения Москвы снизилась практически вдвое (на 49,1% и 48,1% соответственно), в женской популяции – соответственно на 43,6% и 15,5%, от новообразований в мужской популяции – практически на четверть (на 26,1% и 24,4%) и на 14,9% и 15,5% у женщин, от болезней органов дыхания – соответственно на 46,5% и 45,3% у мужчин и 40,9% и 40,3% у женщин. Следует отметить, что темпы снижения инфекционной смертности в мужской популяции были практически 2-кратными (на 48,6% и 48,2%), у женщин же – минимальными (снижение на 17,7% у зарегистрированного и 12,1% у всего населения).

Максимальными темпами в этот период и в мужской и в женской популяции снижалась смертность от внешних причин (в 2,6 раз у всего мужского населения и в 2,5 раз – у мужчин, зарегистрированных в столице и в 2,2 раза – среди женского населения, независимо от статуса).

Следует особо подчеркнуть, что наихудшие тенденции выявлены для симптомов, признаков и неточно обозначенных состояний, при этом тренды среди зарегистрированного населения оказались существенно худшими, нежели для всего населения столицы: так, у всех мужчин, проживающих в Москве, смертность от неточно обозначенных состояний в 2003-2014 гг. снизилась, хотя и крайне незначительно – на 0,4% против 12%-ного роста среди зарегистрированного населения, в женской популяции показатели выросли, независимо от статуса проживавшего, однако если у всего населения они выросли на 23,7%, то у зарегистрированного населения – на 36%.

Чтобы понять этот феномен, следует указать, что в старшей возрастной группе потери от неточно обозначенных состояний формируются за счет 2 причин – неустановленных причин смерти, как и в трудоспособных возрастах, и от диагноза «старость» (R54), достаточно широко применяющегося в старческих возрастах (80 лет и старше).

Таким образом, если в трудоспособных возрастах темпы позитивных тенденций у зарегистрированного населения, как правило, заметно превышают таковые среди всего населения столицы, то в пожилых возрастах они практически не отличаются. Это объясняется резким снижением миграционной компоненты потерь населения столицы с возрастом: из рис. 33-34 видно, что у пожилого населения в 2014 г. она составила 5,7% в мужской и 6,1% в женской популяции. Самой высокой она оказалась для инфекционных болезней (15% и 13,5% соответственно), для неточно обозначенных состояний (11,5% и 11,3%) и внешних причин (9,4% и 8% соответственно). Минимальная миграционная компонента наблюдалась для болезней системы кровообращения (5,2% и 5,6%) и новообразований (5,2% и 6,3% соответственно).

Следует отметить, что в 2003-2014 гг. наблюдался некоторый рост миграционной компоненты, хотя и крайне незначительный – в 2003 г. искомые показатели составили 4,9% у мужчин и 5,5% у женщин. Из существенных сдвигов следует указать на значительное снижение миграционной компоненты для неточно обозначенных состояний (с 21,3% до 11,5% у мужчин и с 19,3% до 11,3% у женщин) и резкий рост для инфекционных заболеваний у женщин (с 7,6% до 13,5%), при этом для большинства ведущих причин смерти миграционная компонента изменилась весьма несущественно.

Обсуждение

Подводя итог анализу смертности населения Москвы старших возрастов, можно констатировать, что миграционная компонента потерь пожилого населения Москвы, во-первых, низка, во-вторых, достаточно стабильна. Вследствие этого влияние миграционных факторов на тенденции смертности населения Москвы старших возрастов не представляется сколько-нибудь значимым. Собственно, подобная ситуация является закономерной – трудовая миграция в пожилых возрастах по условию не может быть масштабной.

Завершая анализ смертности населения Москвы в контексте миграции, следует еще раз подчеркнуть, что речь идет не о потерях, обусловленных всей совокупностью трудовых мигрантов, но только мигрантами, не прошедшими регистрацию. Проведенный анализ показал, что в настоящее время потери населения Москвы определяются этим слоем наполовину у детей до года, на 40% - у детей и подростков, более чем на четверть у мужчин и на 20% - у женщин трудоспособных возрастов, и только у населения старших возрастов она становится малозначимой (около 6%).

Особую тревогу вызывает крайне высокая миграционная компонента смертности детей и подростков до 19 лет, однако она является закономерной: с высокой степень вероятности можно предположить, что эти потери формируются за счет детей незарегистрированных мигрантов трудоспособных возрастов.

Можно сделать вывод, что риски смерти от подавляющего большинства причин во всех основных возрастных группах среди лиц, не зарегистрированных в Москве, значительно превышают таковые для постоянного населения столицы: об этом свидетельствует очень высокая миграционная компонента смертности от основных причин населения до 60 лет, явно существенно превышающая долю мигрантов соответствующих возрастов, проживающих в Москве. Собственно, это закономерное следствие того образа жизни, который вынуждены вести нелегальные мигранты в Москве [14, 17, 24].

Этот вывод подтверждает результаты зарубежных исследователей, отмечавших, с одной стороны, повышенные риски заболеваемости, худшее состояние здоровья у мигрантов (особенно нелегальных) по сравнению с коренным населением, с другой – малую доступность к медицинским услугам для этой категории населения [18-23].

На качественном уровне высокий вклад миграционных потерь существенно ухудшает картину смертности в столице населения до 60 лет: об этом свидетельствует резко увеличивающийся выигрыш населения Москвы с возрастом, достигающий максимума в старших возрастах, по сравнению с другими российскими регионами. Так, если по уровню младенческой смертности Москва занимает 18-е место среди российских регионов, детской и подростковой – 4-е место, по уровню смертности трудоспособного населения – 3-е место, то по уровню смертности пожилых, т.е. группы, где миграционная компонента минимальна, Москва является безусловным лидером благополучия: следует указать не только на 1-е место столицы, но и на более чем 20%-й выигрыш Москвы по сравнению с Санкт-Петербургом, занимавшим 2-е место.

Особо следует подчеркнуть, что миграционная компонента не исчерпывается какой-то отдельной причиной смерти: ею в существенной мере обусловлены потери населения до 60 лет от всех основных классов, однако наиболее высок вклад, обусловленный незарегистрированными мигрантами, в потери от экзогенных причин (травмы и отравления, инфекционные болезни, неточно обозначенные состояния, болезни органов пищеварения).

Следует отметить также, что миграционная нагрузка существенно замедляет позитивные сдвиги в Москве: темпы позитивных тенденций смертности населения Москвы в целом, как правило, оказываются существенно меньшими, чем для лиц, зарегистрированных в столице.

Чтобы понять масштабы потерь, обусловленных незарегистрированными мигрантами, укажем, что продолжительность жизни мужчин, зарегистрированных в столице, составила в 2014 г. 76,3 года, женщин – 82,3 года (против 73,2 года и 80,8 года для населения столицы в целом). Таким образом, за счет этих слоев Москва теряет более 3 лет продолжительности жизни мужчин и 1,5 года – женщин.

Из этого следует, что именно эта категория населения является, с одной стороны, первоочередной группой риска преждевременной смертности, с другой – весьма масштабным резервом роста продолжительности жизни в столице.

Заключение

Таким образом, можно констатировать, что эффективное улучшение показателей здоровья в столице возможно в первую очередь с учетом проблем лиц, в Москве не зарегистрированных. На первый взгляд, их проблемы далеко выходят за рамки компетенции столичного здравоохранения, однако, поскольку именно они в подавляющем большинстве случаев являются группой повышенного риска среди населения до 60 лет, в рамках московского здравоохранения должны активно работать службы, адресованные этим слоям населения, причем деятельность этих служб не должна исчерпываться проблемами туберкулеза и ВИЧ/СПИД. Отметим, что этот вывод полностью соответствует резолюции 61/17 Всемирной ассамблеи здравоохранения 2008 г., согласно которой государства-члены должны сосредоточить внимание на обеспечении равного доступа к услугам по укреплению здоровья, профилактике заболеваний и уходу для мигрантов [25]. Особо следует подчеркнуть, что укрепление здоровья мигрантов не исчерпываются работой служб здравоохранения – это многофакторная проблема, и ее решение должно носить межсекторальный характер, включающий усилия всех социальных институтов.

Библиография

1. Архангельский В.Н., Донец Е.В., Елизаров В.В., Иванова А.Е., Кочкина Е.В., Савостина Е.А., Семенова В.Г. Демографическое развитие Москвы: тенденции, проблемы, перспективы. В.Елизаров, Е.А.Савостина, редакторы. Москва: ООО «Вариант»; 2015. 156 с.
2. Зайончковская Ж.А., Тюрюканова Е.В. Миграция и демографический кризис в России. Москва: МАКС-Пресс; 2010. 125 с.
3. Ивахнюк И. В. Евразийская миграционная система: теория и политика. Москва: Экономический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, МАКС-Пресс; 2008. 192 с.
4. Иванова А.Е., Семенова В.Г., Землянова Е.В. Тенденции и особенности смертности населения Москвы. В кн.: Демографическая ситуация в Москве и тенденции ее развития. Л.Л. Рыбаковский, редактор. Москва. 2006. с. 78-172.
5. Иванова А.Е., Семенова В.Г., Лопаков К.В., Михайлов А.Ю., Сабгайда Т.П., Землянова Е.В., Запорожченко В.Г., Евдокушкина Г.Н. Перспективы снижения смертности в Москве с учетом реализации мер демографической политики. Социальные аспекты здоровья населения (электронный научный журнал) 2016; 50 (4). URL: http://vestnik.mednet.ru/content/view/760/27/lang,ru/ (Дата обращения 05.08.2016).
6. Кислицина О.А. Различия в состоянии здоровья мигрантов и коренного населения в России и других странах европейского региона. Социальные аспекты здоровья населения (электронный научный журнал) 2013; 31 (3). URL: http://vestnik.mednet.ru/content/view/478/30/lang,ru/ (Дата обращения 03.07.2016).
7. Клупт М. А. Демографическая повестка XXI века: теории и реалии.
   Социологические исследования. 2010; (8): 60-71.
8. Кузнецова И.Б., Мухарямова Л.М., Вафина Г.Г. Здоровье мигрантов как социальная проблема. Казанский медицинский журнал. 2013; (3): 367-372.
9. Мухарямова Л.М., Кузнецова И.Б., Вафина Г.Г. Больной, пациент, клиент: позиции трудового мигранта в российской системе здравоохранения (на примере республики Татарстан). Вестник современной клинической медицины. 2014; 7 (1): 43-49.
10. Носкова А. В., Яковлева М. Н. Молдавские мигранты в России: проблемы социальной адаптации. Социальная политика и социология. 2011; (1): 55-73.
11. Рыбаковский Л.Л., Кузьмина А.В. Роль миграции в демографическом развитии страны. В кн.: Миграция и миграционная политика Российской Федерации. С.В.Рязанцев, редактор. Москва: ИСПИ РАН, 2011. С. 29-36.
12. Рязанцев С.В. Трудовая миграция в России в условиях интеграции в ЕврАзЭС. Вопросы экономики. 2008; (6): 71-83.
13. Рязанцев С. В. Трудовая иммиграция в России: старые проблемы и новые подходы к решению. Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 5: Экономика. 2013; (1): 3-14.
14. Рязанцев С.В. Недокументированная трудовая миграция в российской экономике Вестник Тюменского государственного университета. Социально-экономические и правовые исследования. 2015; 1(1): 24-33.
15. Рязанцев С.В., Скоробогатова В.И. Иностранные трудовые мигранты на российском рынке труда и новые подходы к миграционной политике. Экономика и управление: проблемы, решения. 2015; (4): 21-29.
16. Рязанцев С.В., Кумо К., Хорио Н. Трудовая иммиграция и проблемы использования иностранной рабочей силы. В кн.: Миграция и миграционная политика Российской Федерации. С.В. Рязанцев, редактор. Москва: ИСПИ РАН, 2011. С. 71-85.
17. Тюрюканова Е.В. Трудовые мигранты в Москве. В кн.: Иммигранты в Москве. Ж.А. Зайончковская, редактор. Москва: Три квадрата; 2009. 158 с.
18. Cuadra C.B. Right of access to health care for undocumented migrants in EU: a comparative study of national policies. The European Journal of Public Health. 2012; 22 (2): 267-271.
19. Farah MG, Meyer HE, Selmer R, Heldal E, Bjune G. Long-term risk of tuberculosis among immigrants in Norway. International Journal of Epidemiology . 2005; (34): 1005-1011.
20. Hansen E., Donohoe M. Health issues of migrant and seasonal farmworkers. Journal of Health care for the Poor and Underserved. 2003; 14(2): 153-164.
21. Huisman M, Deeg DJH. A Commentary on MarjaJylhä's "What Is Self-Rated Health and Why Does It Predict Mortality? Towards a Unified Conceptual Model". Social Science & Medicine . 2010; 70(5): 652-654.
22. Lassetter J.H., Callister L.C. The Impact of Migration on the Health of Voluntary Migrants in Western Societies A Review of the Literature. Journal of Transcultural Nursing. 2009; 20(1): 93-104.
23. Nielsen S.S., Krasnik A. Poorer self-perceived health among migrants and ethnic minorities versus the majority population in Europe: a systematic review. International journal of public health. 2010; 55(5): 357-371.
24. Ryazantsev S.V., Karabulatova I.S., Mashin R.V., Pismennaya E.E., Sivoplyasova S. Yu. Actual Problems of Human Trafficking and Illegal Migration in the Russian Federation. Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015; 6(3): 621-626.
25. Simon Ju., Kiss N., Łaszewska A., Mayer F. Связанные с миграцией аспекты общественного здравоохранения: обзор фактических данных о состоянии здоровья трудовых мигрантов в Европейском регионе. Обобщающий доклад Сети фактических данных в отношении здоровья №43. ВОЗ, 2016. 57 с. http://www.euro.who.int/__data/assets/pdf_file/0003/292926/WHO-HEN-43-Report-A5-1-Labour-ru.pdf (Дата обращения 04.07.2016).

References

1. Demographic development of Moscow: trends, challenges, and prospects. V.V.Elizarov, E.A.Savostina, editors. Moscow: OOO «Variant»; 2015. 156 p. (In Russian).
2. Zayonchkovskaya Zh.A., Tyuryukanova E.V. Migration and demographic crisis in Russia. Moscow: MAKS-Press; 2010. 125 p. (In Russian).
3. Ivakhnyuk I.V. Eurasian migration system: theory and policy. Moscow: Ekonomicheskiy fakul'tet MGU im. M. V. Lomonosova, MAKS-Press; 2008. 192 p. (In Russian).
4. Ivanova A.E., Semenova V.G., Zemlyanova E.V. Tendencies and features of mortality of Moscow population. In: Demographic situation in Moscow and its development tendencies. L.L. Rybakovskiy, editor. Moscow. 2006. p. 78-172. (In Russian).
5. Ivanova A.E., Semenova V.G., Lopakov K.V., Mikhaylov A.Yu., Sabgayda T.P., Zemlyanova E.V., et al Prospects for reducing mortality in Moscow in view of demographic policy implementation. Sotsial'nye aspekty zdorov'ya naseleniya [serial online] 2016 [cited 2016 Aug 05]; 50 (4). Available from: http://vestnik.mednet.ru/content/view/760/27/lang,ru/ (In Russian).
6. Kislitsyna O.A. Health differences between migrants and indigenous population in Russia and other countries of European region. Sotsial'nye aspekty zdorov'ya naseleniya [serial online] 2013 [cited 2016 Jul 03]; 31 (3). Available from: http://vestnik.mednet.ru/content/view/478/30/lang,ru/ (In Russian).
7. Klupt M.A. Demographic agenda of the XXI century: Theories and Realities. Sotsiologicheskie issledovaniya 2010; (8): 60-71. (In Russian).
8. Kuznetsova I.B., Mukharyamova L.M., Vafina G.G. Migrants’ health as a social problem. Kazanskiy meditsinskiy zhurnal. 2013; (3): 367-372. (In Russian).
9. Mukharyamova L.M., Kuznetsova I.B., Vafina G.G. A sick person, a patient, a client: positions of labor migrants in Russian health care system (by an example of Republic of Tatarstan). Vestnik sovremennoy klinicheskoy meditsiny 2014; 7 (1): 43-49. (In Russian).
10. Noskova A. V., Yakovleva M. N. Moldovan migrants in Russia: problems of social adaptation. Sotsial'naya politika i sotsiologiya 2011; (1): 55-73. (In Russian).
11. Rybakovskiy L.L., Kuz'mina A.V. The role of migration in demographic development of the country. In: Migration and migration policy of the Russian Federation. S.V.Ryazantsev, editor. Moscow: ISPI RAN. 2011. P. 29-36. (In Russian).
12. Ryazantsev S.V. [Labor Migration in Russia under the EurAsEC Integration. Voprosy ekonomiki 2008; (6): 71-83. (In Russian).
13. Ryazantsev S. V. Labor immigration in Russia: old problems and new approaches to decision. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 5: Ekonomika. 2013; (1): 3-14. (In Russian).
14. Ryazantsev S.V. Undocumented labor migration in the Russian economy. Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta. Sotsial'no-ekonomicheskie i pravovye issledovaniya 2015; 1(1): 24-33. (In Russian).
15. Ryazantsev S.V., Skorobogatova V.I. Foreign migrant workers in the Russian labor market and new approaches to migration policies. Ekonomika i upravlenie: problemy, resheniya 2015; (4): 21-29. (In Russian).
16. Ryazantsev S.V., Kumo K., Khorio N. Labour migration and problems of the use of foreign labor. In: Migration and migration policy of the Russian Federation. S.V. Ryazantsev, editor. Moscow: ISPI RAN, 2011. P. 71-85. (In Russian).
17. Tyuryukanova E.V. Migrant workers in Moscow. In: Immigrants in Moscow. Zh.A. Zayonchkovskaya, editor. Moscow: Tri kvadrata; 2009. 158 p. (In Russian).
18. Cuadra C.B. Right of access to health care for undocumented migrants in EU: a comparative study of national policies. The European Journal of Public Health. 2012; 22 (2): 267-271.
19. Farah MG, Meyer HE, Selmer R, Heldal E, Bjune G. Long-term risk of tuberculosis among immigrants in Norway. International Journal of Epidemiology. 2005; (34): 1005-1011.
20. Hansen E., Donohoe M. Health issues of migrant and seasonal farmworkers. Journal of Health care for the Poor and Underserved. 2003; 14(2): 153-164.
21. Huisman M, DeegDJH. A Commentary on MarjaJylhä's "What Is Self-Rated Health and Why Does It Predict Mortality? Towards a Unified Conceptual Model". Social Science & Medicine. 2010; 70(5): 652-654.
22. Lassetter J.H., Callister L.C. The Impact of Migration on the Health of Voluntary Migrants in Western Societies A Review of the Literature. Journal of Transcultural Nursing. 2009; 20(1): 93-104.
23. Nielsen S.S., Krasnik A. Poorer self-perceived health among migrants and ethnic minorities versus the majority population in Europe: a systematic review. International journal of public health. 2010; 55(5): 357-371.
24. Ryazantsev S.V., Karabulatova I.S., Mashin R.V., Pismennaya E.E., Sivoplyasova S. Yu. Actual Problems of Human Trafficking and Illegal Migration in the Russian Federation. Mediterranean Journal of Social Sciences. 2015; 6(3): 621-626.
25. Simon Ju., Kiss N., Łaszewska A., Mayer F. Migration-related aspects of public health: a review of evidence on the state of the health of migrant workers in the European Region. The Synthesis Report Network evidence in context health #43. WHO. 2016. 57 p. Available from: http://www.euro.who.int/__data/assets/pdf_file/0003/292926/WHO-HEN-43-Report-A5-1-Labour-ru.pdf

Дата поступления 29.09.2016

Добавить комментарий

Пожалуйста оставляйте комментарии только по теме. Вы можете оставить свой комментарий любым браузером кроме Internet Explorer старше 6.0
Имя:
E-mail
Комментарий:
Код:*